Натали Якобсон - Ангел рассвета – 1. Люцифер – сын зари

Учебное пособие лежало перед ней на парте. Книга, развернутая прямо посередине, не вызывала ничего, кроме отвращения. Николь даже не хотелось смотреть на репродукции в ней. Ее тошнило от вида Голгофы, распятий, сгорбленных фигур святых внизу. Бог, который пришел к своему величию через крест и страдания, отталкивал ее. Его величие вылилось лишь в то, что верующие в него стали несчастны. Несчастна была она. После визитов в церковь осталось полное чувство опустошения.

Николь готова была выплеснуть свой гнев на человека, присевшего рядом с ней, кто бы это не был, будь то даже Джулиан, Донна или Шерон. Она подняла блеснувшие яростью глаза и заметила рядом пожилого преподавателя. Удивительно, но на него одного она не злилась. Джеральд Майерс, знаток живописи и мастер изобразительного искусства, всегда чем-то ее привлекал. Казалось, он во всем ее поощряет. Ему было бы лучше стать философом или психологом. Он отлично понимал людей, во всяком случае, ее. Вот и сейчас он догадался без слов, что ей хочется выговориться.

– Ты веришь в него? – он кивнул на тщедушную фигурку распятого Христа на картинке.

– В бога? – Николь поморщилась.

– Хочешь сказать, что тебе не нужен бог? – его морщинистая ладонь, будто ободряя, легла рядом на парту. – Или не такой бог?

Николь дерзко усмехнулась, но потом вдруг стала серьезной.

– Бог, который отправляет своих избранных на пытки и распятие, – яростно заговорила она. – Бог, который порождает церкви, полные лицемеров и злобных юродивых, если вы верите в него, то поощряется зло в себе самом и в других, потому что он не дает нам никого добра, только снова и снова доказывает, что со всех сторон нас теснит его жестокость. Только очень жестокий бог мог создать такой жестокий мир, где люди лгут друг другу, предают, завидуют, ненавидят, потому что лишены того, в чем бог им отказал, а он же сам, который вложил в нас все эти отрицательные качества всегда рад покарать нас за них, как за грех. И в этого бога вы верите?

– А ты не веришь? – спросил он, и как ей показалось, какая-то странная искорка промелькнула в его глазах.

– Я верю… нет, я знаю, что он жесток, вот и все. Больше верить не во что. Он сам не дает нам почвы для большей веры. И его избранной, как вы говорите, я считаться не хочу, потому что своих возлюбленных бог заставляет терпеть стократ больше, чем тех, к кому он равнодушен. Мне такой покровитель не нужен. Вот и все. Не знаю, как ваш, а мой выбор сделан. Я сыта этим лицемерием по горло и в полной мере знаю, как бог несправедлив, поверьте мне. Кому, как не мне знать, – она вспомнила про сыпь, про бессонницу и про страдания, которые были хуже всего, немыслимые страдания, от которых ей удалось избавиться лишь тогда, когда она отказалась от походов на моления богу, лучше было об этом и не вспоминать. Слишком болезненно, слишком ужасно, и рана еще не закрылась, и, наверное, не закроется никогда, она будет вечно кровоточить. Кажется, у людей это называется моральный ущерб, но ее рана была, куда глубже. Николь почти грубо отняла руку.

Она не рассчитывала услышать ничего в ответ, ни увещеваний, ни осуждения, ни уж тем более согласия. Ей было понятно, что человек, с которым она говорит слишком скрытен, чтобы хоть чем-то проявить свои истинные замыслы. Зачем он, вообще, с ней об этом заговорил.

– Мое мнение неизменно, – еще раз на всякий случай решила подвести границу она. – Религия это зло, а бог слишком жесток, иначе весь этот мир был бы совсем другим. И мы тоже. Но все сделано неправильно, с акцентом черного зла в недолговечной красоте, и это единственное, о чем я сожалею.

Она не ожидала получить никакого ответа, это были слова в пустоту, разве можно встретить понимание всего этого в том, кто не страдал из-за бога так, как ей пришлось. Но Джеральд вдруг тихо, почти с одобрением проговорил:

– Ты действительно его дочь.

Николь с удивлением покосилась на него, но он уже уходил. Торопливо, даже слишком, будто боялся быть пойманным на чем-то непозволительном. Так спешат скрыться люди, понимающие, что стоят на грани разоблачения. Но какого? Что он имел в виду? Его дочь?

Конечно, дочь сенатора. Но он имел в виду на этот раз вовсе не Лоуренса. Она поняла уже по интонации, даже не по логике. Она-то знала, что ее отец никогда не поднимал такие вопросы, ни в сенате, ни в каком-либо другом обществе, ни, вообще, на людях. Он старался не говорить ни о боге, ни о дьяволе, и нельзя было с уверенностью определить, верит он в кого-то из них, или не верит ни во что, кроме самого себя и своего влияния на этот мир, по крайней мере, на штат, и в какой-то степени на население страны, на поклонников, восхищенных им, и тех, кто зависел от него или чего-то просил. Отец, вообще, не имел отношения к этой теме. Но другого отца у нее нет. Тогда что же имел в виду профессор. «Его дочь», слова эхом отдались у нее в голове, ударились о стенки мозга, как метафора, как тайна, как намек, но ни в коем случае не прямолинейное выражения. Эти слова значили нечто совсем другое. Чисто инстинктивно она вдруг осознала это.

Страны, века, цивилизации. Заметив в аудитории карту мира, Николь вдруг поняла, что ее отношение к географии резко меняется. Она смотрела на пунктирные линии, а видела нечто совсем другое. Неосознанно она начала называть вслух все памятные для себя места. В этой жизни она не была в них ни разу. К тому же они, наверняка, сильно изменились с тех пор, как она их запомнила. Только один путь оставался неизменным, но он-то как раз и не был отмечен на карте. К нему вело множество дорог, но все они обрывались на карте, так и не доходя до назначенного места, потому что в сознании людей его просто не существовало. Место, куда приходят все избранные.

Николь повертела глобус.

– Откуда ты столько знаешь? – Шерон, вертевшаяся рядом, услышала ее комментарии относительно тех или других географических названий и невольно заинтересовалась.

Ее вопрос застал Николь врасплох. Откуда? А…

– Из книг, – машинально ответила она. – Из книг, которые прочла я сама вне программы. Я считаю, что человек может научиться чему-то важному только самостоятельно, а не когда над ним висит дамоклов меч из экзаменаторов и оценок. Нельзя добросовестно научиться чему-то из-под палки. Для человека, чтобы стать мудрым, надо захотеть знаний самому…

Для человека или для ангела? Голос прозвучал прямо в ее ушах, а не только в сознании. Шерон никак не среагировала на проникновенный и обольстительный тон замечания. Она просто ничего не слышала. А у Николь от этих вкрадчивых речей чуть дрогнули пальцы, и она поспешно убрала их с глобуса, чтобы подруга ничего не заметила. Бесполезно было озираться по сторонам, она это знала, и ничьего присутствия рядом не чувствовалось, только робкое дыхание, похожее на дуновение ветерка обдало ей шею.