Светлана Вяткина - Возвращение

– Какую еще печать?

– Пьяные господа офицеры драгунского полка развлекались, ваше превосходительство. Представились медицинской комиссией, поставили печати на… в общем, велели не смывать до особого распоряжения.

– Безобразие! – возмутился губернатор. – Хороши господа офицеры! Сегодня же вызову командира полка, пусть найдет и строго накажет озорников. Печать со срамных мест немедленно смыть!

– Будет исполнено, ваше превосходительство!

Доложили о приезде архиерея. Губернатор велел просить.

– Ваше высокопреосвященство, благословите, – почтительно встал навстречу визитеру барон. – С чем пожаловали?

– По важному делу, ваше превосходительство, от имени Церкви.

Владыка обстоятельно изложил суть дела, не преминув рассказать о визите и просьбе знатных дам.

– Для меня это новость, – сказал губернатор. – Я видел только ножки мадемуазель Нана. Ничего другого она не показывала.

– Не на что и смотреть, ваше превосходительство, – вставил слово полицмейстер, – у наших барышень достоинства куда богаче…

– Гм… гм… – напомнил о себе архиерей.

– Владыка, в чем Церковь усматривает состав преступления?

– Как! А соблазн? А порочная жажда показывать, – да еще за деньги! – интимные места. А задирание подола блудницей в общественном месте? Не довольно ли срама?

– Тут вы правы, владыка. Полностью разделяю ваше мнение.

– Это прежде всего мнение отцов Церкви. Когда святитель Иоанн Златоуст стал Патриархом Константинопольским, то, увидев, как развращен мир, заплакал. Обличая византийскую императрицу Евдоксию за развод с мужем, он говорил: «Опять беснуется Иродиада и главу Иоанна просит!» Из Священного Писания мы знаем, что Господь неизменно наказывал людей за падение нравов. Там, где распущенность начинала зашкаливать, Бог отступал от погрязших в пороке народов, и силы зла поражали грешников.

– Приятно поговорить с образованным человеком. Жаль, ваше преосвященство, что служебная суета отнимает массу времени, не то мы бы могли чаще беседовать. Право, эти французы всегда были источником пороков.

– Не всегда, – возразил архиерей. – Франция была вполне добропорядочной страной. Вы читали роман Гюго «Отверженные»?

– Представьте, читал, – соврал губернатор.

– Помните, как влюбленный Мариус был оскорблен тем, что ветер слишком высоко приподнял подол платья его возлюбленной, обнажив ножку. Девушка была не виновата, но герой негодовал: в его глазах целомудрие было попрано.

Припертый к стенке губернатор решил не обострять отношений с Церковью. Он обратился к полицмейстеру:

– Полковник, распорядитесь, чтобы грудь танцовщицы была прикрыта!

– Перед началом ревю или после, ваше превосходительство?

– М-м… После. Я сегодня приеду и лично разберусь. Организуйте охрану.

Полицмейстер звякнул шпорами.

– Вот какими делами приходится заниматься губернатору, ваше преосвященство, – развел он руками.

– Не лучше ли вообще закрыть заведение, Карл Карлович?

– Закрыть «Мулен Руж» невозможно. По сути, этот Поль де Кок делает большое дело. Русский шантан – это же в своем роде прогресс. Довольно вывозить российский золотой рубль за границу, а оттуда импортировать табак да сифилис. Вы меня извините, ваше преосвященство, но раз уж зашла речь… В парижских шантанах все танцовщицы голые, я видел, да вы и сами знаете… И ничего ужасного в этом нет. Пусть старухи молятся и ставят свечи – это их дело. Не вводить же в городе монастырский устав. А этим вашим дамочкам, жалобщицам, ни к чему посещать подобные представления. Но меры моральной безопасности будут приняты, обещаю.

В полночь, по окончании ревю, грудь Мари-Роз была официально прикрыта. Полицмейстер составил протокол. Поль де Кок рвал и метал:

– Вы хотите меня разорить! Ревю не будет иметь успеха!

Губернатор пожалел было о своем решении, но изменить его уже не мог. Церковь протестовала, связываться – себе дороже.

Николай Николаевич долго при закрытых дверях беседовал с Князем в своем кабинете. Затем с нахмуренным лицом пошел к жене.

– Черт бы побрал этого Маркова! – выпалил он сходу. – Мне начинает надоедать эта канитель.

– Какая канитель? – встревожилась Ольга Александровна.

– Князь опять принес мне листовку, найденную на винокуренном заводе. Вот полюбуйся! – он положил перед женой смятый лист.

Она пробежала глазами текст, отпечатанный на гектографе.

– Почему Князь считает, что ее подбросил Марков? Листовки находили и в прошлые годы, когда его не было.

– Князь собрал улики. Хотел сегодня же передать их в жандармерию, но я сказал, что сам покажу листовку губернатору. Конечно, я не собираюсь ябедничать, так как не хочу, чтобы жандармы совали нос в наши дела, но согласись, дорогая, со стороны Маркова это свинство. Даже вор не ворует там, где живет, а этот пользуется всеми благами и тут же пакостит. Если бы не Юрка с его переэкзаменовкой, я бы ни минуты не потерпел этого прохвоста в своем доме.

– Не волнуйся, друг мой, – сказала Ольга Александровна, – я поговорю с Иван Егорычем. Он порядочный человек и больше нас не подведет.

– Ладно, ладно, слышал уже, – поморщился Николай Николаевич, – идейный революционер, интеллигент из народа и прочая. Передай ему, что я требую прекратить подобную деятельность в моем имении. А вот и он, – Назаров указал на фигуру за окном.

– Сейчас же поговорю с ним, – Ольга Александровна отложила вышивание и, взяв листовку, вышла из комнаты.

Обогнув цветник, она пошла по аллее навстречу учителю.

– Мне необходимо поговорить с вами, Иван Егорыч.

– К вашим услугам, Ольга Санна, – с несколько деланной вежливостью поклонился Марков.

Они сели на скамейку. Ольга Александровна замешкалась, подыскивая слова. Марков ждал с напускным спокойствием, хотя на самом деле чувствовал робость и даже растерянность. Он злился на себя за это и потому разговаривал подчеркнуто холодно, даже дерзко.

– Вам знакомо это? – она протянула ему листовку.

Он взял ее и, быстро просмотрев, вернул.

– Понятия не имею! Как она к вам попала?

– Принес управляющий, говорит, нашел на заводе. Мужу стоило большого труда уговорить его не обращаться в жандармерию. Все, ну абсолютно все уверены, что это вы подбрасываете листовки. У Князя есть какие-то улики против вас. А ведь вы и нас подставляете, Иван Егорыч.

Марков пожал плечами.

– Отчего ж вы так уверены, что это я?

– В листовке высказаны те же мысли и, главное, теми же словами, которые я слышала от вас во время наших бесед. Я, конечно, не сказала об этом мужу, иначе он бы принял меры.

Марков рассмеялся.

– У вас хорошая память, могли бы стать следователем. Что ж, сознаюсь, моя работа, – он вызывающе смотрел ей в глаза.