Евгений Стаховский - Бог почти есть

Макс появляется почти под конец песни, может чуть раньше. У него в руках три среднего размера тарелки – на них тонкий сушёный хлеб, несколько видов сыра, ветчина, груши, виноград и лимон.

– Решили начать грехопадение не дожидаясь змия-искусителя?? – говорит он. – Похвально.

Макс ставит тарелки на стол, уходит и через несколько секунд появляется снова. В руках бутылка текилы, три текильных рюмки. Он оставляет их на столе и опять уходит. В следующий раз у него в руках большой поднос с чайником, тремя небольшими чайными чашками, чайными ложками, тут же нож, розетки с мёдом и вареньем, баночка горчицы. Песня заканчивается. Илия целует Айка.

– Ты так хорошо танцуешь.

– Ты тоже. – Отвечает Айк.

– Жаль, что нас никто не видел.

– Ты не только хищный, но ещё и мстительный.

– Заклинаю всеми богами, и Дионисием и Гестией и прочими Ампелами! – Макс выключает музыку.

Айк и Илия занимают место в своём кресле. Все приступают к трапезе.

– Столько всего сразу вкусного! Ты всегда сам готовишь? – восхищается Илия.

– Хорошо что яблок нет. – Добавляет Айк.

– Почему?

– Что почему? – вставляет Макс, – почему нет или почему хорошо что нет?

– Слишком опасный фрукт, – Айк мажет кусок хлеба горчицей, сверху укладывает ветчину, затем кусок сыра и добавляет каплю мёда.

– Раз уж ты начал, то зови его не фруктом, а плодом. – Произносит Макс, беря дольку груши. – А во-вторых, для раздора нам бы даже надпись была не нужна. Мы же поразбиваем друг другу носы всего лишь пытаясь определить кто из нас кто.

– Понятно что каждому хочется быть Афродитой! – Айк проглатывает большой кусок. – Но я бы легко согласился и на любую из оставшихся. Поэтому Афродитой, Макс, можешь быть ты.

– Нет, я не могу Афродитой… ну то есть я, конечно, могу Афродитой, но у нас ей будет… – он смотрит на Илию. Тот застывает с ложкой в руке.

– Я что ль?? Почему я??

– Потому что всё сходится.

– А ты можешь сейчас просто налить выпить! – предлагает Айк.

– Подождите, я ничего не понимаю, – срывается Илия. – Объясните мне, вы пользуетесь тем что я моложе и тем что вы знакомы сто лет. И что это за разговор вдруг за завтраком. Разве о таком говорят? Вот смотрите за окно – там лето и солнце и птицы и цветы растут и красота и пора поехать купаться и может играть в бадминтон, а вы зачем-то про раздоры и про Афродиту, которая ещё и сходится на мне почему-то. Так, в конце концов, не честно.

Айк пытается притянуть Илию к себе, чтобы поцеловать, но тот сопротивляется.

– Нет, сначала хочу знать про Афродиту и почему я.

Айк делает характерный жест рукой, будто передавая слово Максу. В то же время он немножко напряжён. Макс берёт бутылку текилы.

– А сначала говорю и потом выпьем или сначала выпьем потом говорю??

– Сначала.

Макс разливает текилу.

– Без соли?? – удивляется Илия.

– Ну и какие нужны пояснения? – Макс ставит бутылку обратно на стол. – Видишь же он жить не может без пены морской.

Он поднимается и уходит на кухню за солью.

– Ты злишься на него? – спрашивает Айк, сооружая очередной бутерброд..

– Нет. Мне кажется он очень хороший, но в нём есть какая-то… зависть может.

– Зависть?? Всё что угодно, только не зависть. У него есть всё что ему нужно. Макс очень хорошо знает свои желания и давно научился отсекать лишние.

– Ещё бы научиться избавляться от тех, которые не кажутся лишними, но ничего кроме удовлетворения от исполнения не дают. – Макс возвращается и устраивается в кресле.

– Разве получать удовлетворение от исполнения желаний – плохо? – спрашивает Айк. – Разве желания, это не нехватка чего-то, что необходимо для комфорта?

– Даже я понимаю что нет. Ты говоришь о потребностях. А желания – это что-то другое. Совсем не необходимое.

– Да, желания – это сверх-необходимое. Потому с ним бороться сложнее. Лехаим! – он выпивает.

– Ну это уже уайльдовщина! – говорит Айк и тоже выпивает. Илия следует их примеру.

– Уайльдовщина – это то, что ты делал ночью с этим тихим, скромным, красивым мальчиком. – Говорит Макс, беря ещё одну дольку груши. – А я всего лишь кормлю вас завтраком.

– Предлагаю вернуться к Афродите, – чуть смущаясь произносит Илия.

– Ох… как я не люблю эти иллокутивные акты, но вернёмся.

– Подожди, теперь сначала про акты.

– Это действие которое происходит самим фактом его называния, – поясняет Айк, наливая по новой, – его произнесением… в речи. Я предлагаю. Я клянусь. Я говорю.

Илия выдерживает паузу.

– А «я люблю» – это иллокутивный акт? – спрашивает он.

– «Люблю» предполагает совершенно другие акты, – замечает Макс. – А ты любишь??

– Вернёмся к Афродите.

– Я бы рад бы, да золотые нити мешают. Не хочу чтобы меня постигла участь Ареса.

– Тебе всегда был ближе Адонис, – будто вспоминает Айк.

– За исключением глупой смерти… с другой стороны – может это первая в мире жертва гомофобии.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну смотри. Во вполне себе таком открытом и демократичном антично-греческом обществе, с их празднествами, олимпийскими играми, культом красоты и лучшей за всю историю человечества религией живёт прекрасный Адонис – смертный, к слову сказать. Все-то его любят, все-то им восхищаются. Афродита, хоть и богиня, и та мозгом двинула от любви неземной – впрочем, она была неразборчива в связях, но это привилегия богинь. Адонис, конечно, даме не отказал, несмотря на то что она была очень даже замужем. Впрочем, Гефест хоть мужик был и мстительный, но дальше носа не видел – покушался только на явное. А взревновал Афродиту, прознав про измену, её главный любовник – Арес, который, обратившись вепрем, и пронзил бедро прекрасного Адониса. Знал сука куда целиться. Помянем.

– Какая занимательная история. Романтический триллер. – Видно что Илия очень заинтересован.

– Ареса, конечно, можно понять. Он сам в не лучшем положении. Живёт с несвободной женщиной, которая вообще-то, по совести, жена брата его. Они же оба – сыновья Зевса и Геры. Афродита, судя по всему, тоже дочь Зевса… то есть греки хоть и молодцы, но фантазии никакой.

– Или они такими божественными историями себе грехи списывали, – вставляет Айк.

– Возможно. Но для меньшего драматизма будем считать Афродиту дочерью Кроноса – так хоть родство получается подальше. Ну, то есть она сестра Зевса.

– Получается что мужу своему она – тётка? – уточняет Илия.

– Получается. Но это не страшно. Потому что если вам претит такое кровосмешение, то можете считать её дочерью Урана. Это, в свою очередь, оправдывает мастурбацию. Его хоть и оскопили насильно, но семя-то оказалось разбрызгано, ну и взбилось в итоге в пену, из которой родилась Афродита. Поэтому всякий стыдящийся самоудовлетворения в ванной может утешать себя идеей, что из его семени тоже что-нибудь взобьётся и народится, при чём не исключено что божественное.