Евгений Стаховский - Бог почти есть

Как бы то ни было, я решил, что это не то, что меня должно беспокоить. И я расспрошу Нину обо всём, когда вернусь. А в эти дни я пообещал себе не беспокоиться вовсе.

– Я понимаю как это звучит, – сказал Гунун, и протянул руку. – Давай, я возьму сумку. Ты проделал свои полпути.

Я повиновался и отдал ему свой чёрный Diesel, не испытывая ни малейшей неловкости. В любой другой ситуации я бы ни за что не позволил нести мою сумку в общем совершенно незнакомому человеку.

– Я понимаю как это звучит, – повторил он. – Но мы с Ниной не любовники. Мы действительно никогда не встречались.

Моим первым, почти бессознательным порывом было сказать ему, что оправдываться не нужно, что я его ни в чём не подозреваю, но тут же решил, что именно эти слова выдадут мои подозрения. Которые удивительным образом тут же улетучились.

Пнув лапой какую-то шишку, Луми чихнула, словно одобрив наш односторонний диалог.

Получив письмо, я, как обычно бывает в таких случаях, слегка замешкался. Во мне боролись несколько чувств сразу. Я должен был осознать то, что осознать всегда очень трудно. Я должен был понять – почему это произошло, и почему это происходит. Я должен был решить – что с этим делать.

Сама смерть Луми выглядела фантастикой, даже не смотря на мою стойкую и давнюю привычку к смерти. А то, что Гунун мог убить свою собаку… – я стоял и рассеяно мотал головой из стороны в сторону, пока, наконец, не набрал полные лёгкие воздуха. Вместе с выдохом замешательство ушло и я направился в ванную, чтобы привести себя в порядок и немедленно отправиться к Гунуну.

В пути я пытался вспомнить каждую минуту своего прошлого, такого внезапного приезда, и особенно всё, что было связано с Луми. От первой лапы до прощальной слезы. Будто она знала, что мы больше никогда не увидимся.

Говорят, что собаки – как дети: всё понимают, только сказать не могут. Луми могла сказать. Впервые я понял это, когда мы только вошли в дом Гунуна. Он предложил немедленно выпить чаю – с дороги, и поставил мою сумку на лавку, выглядевшую как специально оборудованное временное пристанище для сумок.

– Луми проводит тебя на кухню, а я пока сорву несколько листочков нужной для чая травы, – сказал Гунун, и собрался было выйти через другую дверь, как Луми намекающе притяфкнула.

Я совершенно чётко услышал в этом звуке нормальную человеческую речь. Глядя прямо мне в глаза, при этом без всякого вызова, она притяфкнула снова. Но если в первый раз это звучало как неторопливое «Ну?», теперь это был откровенный вопрос: «Чего ты ждёшь?»

– Тебе не послышалось, – сказал Гунун, и я отметил что в его словах не было ни капли обычного для владельцев умных собак хвастовства.

«Но это же невозможно», – подумал я.

– Всё возможно, – сказал Гунун. – Всё возможно и всё бывает. Доставай свой пирог.

И вышел.

– Мне не стоит её бояться? – попытался я крикнуть вдогонку.

– Нет, – Гунун выглянул из-за двери. – Луми же не человек, она не любит, когда её боятся.

Я достал из сумки пирог, и удовлетворённая Луми повела меня на кухню. Через мгновение вернулся и Гунун. А ещё спустя несколько минут над кухней поднялся такой гармоничный аромат, что трудно было поверить в то, что это творение рук человека.

Мы пили чай, каждая капля которого, казалось, немедленно проникает во все клетки, и заставляет их обновляться. Беседа шла сама собой и я совершенно не думал о том, что будет дальше. Я напрочь забыл, что приехал в дом к незнакомому человеку, и что пробуду тут не час и не два, а три дня. Три дня, которые надо чем-то занять. И хоть сейчас наша беседа текла сама собой, я не был уверен что на следующее утро буду чувствовать себя так же комфортно. И самое удивительное, что я впервые в жизни совсем не думал, каким может быть следующее утро.

Гораздо больше меня интересовало как Гунун догадался о пироге.

– Это очень просто, – ответил он и посмотрел на собаку. – Мне сказала Луми.

Та утвердительно кивнула.

– Но я там был! – возразил я. – Собаки не умеют разговаривать.

– Ещё как умеют, – снова улыбнулся Гунун. – Собаки болтают без умолку, только их мало кто понимает. Хотя, стоит признать, что добрая половина собак мелет всякую ерунду. И как раз в этом они ничем не отличаются от людей.

Луми не менее утвердительно треснула хвостом об пол.

Мне оставалось каких-то два-три часа до поместья Гунуна, когда я вдруг подумал, что подобные письма могли прийти не мне одному. Собственно, с чего я взял, что Гунун доверился только мне? Почему я оказался так вовлечён в этот чувственный процесс, что у меня даже мысли не возникло поступить иначе? Что единственным возможным для меня решением было немедленно сорваться к Гунуну.

А может это простое любопытство и мне захотелось подробностей?

Моя работа бесконечно заставляла меня окружать себя чужой болью, но никогда в неё не проникать. В этом была какая-то фальшивость мирозданья. Как только я задумывался о том как сделать мир лучше – он тут же предлагал мне хотя бы не растерять то, что есть. Показывая, что к тому, что находится над её поверхностью, земля относится не лучше, чем к тому, что таится в её глубинах.

Я вспомнил об улыбчивой морде Луми и подумал, что людям никогда не узнать какие переживания хранятся в собачьих сердцах. Несмотря на всю их откровенность.

На второй день Гунун сообщил, что ему необходимо отлучиться. Всё поместье, разумеется, в моём распоряжении. Луми всегда готова составить мне компанию. Я снова почувствовал какой-то подвох, но моментально списал его на воспитанную годами подозрительность. Если бы я не научился просчитывать наперёд и менее активно вертел головой по сторонам – не исключено, что давно бы уже был мёртв. Горячие точки и самые отсталые, заражённые всеми болезнями и всеми грехами области планеты делают из человека существо, не способное ни на что смотреть открыто. И в то же время – примиряют его с убогостью собственного бытия. С неизбежностью финала.

Я сказал Гунуну, что если он не возражает, я бы вместе с Луми прогулялся к озеру. Вода действует на меня как антисептик, особенно если она чистая.

Гунун тут же собрал небольшой рюкзак с едой и напитками, заметив, что я могу не беспокоиться о пропитании Луми:

– Она любит всех, но верит только мне, поэтому есть можно совершенно спокойно, Луми не будет просить.

– А вода?

– А вода есть в озере.

Наш лесной путь мы проделали быстрее чем я предполагал. Луми была послушной и живо реагировала на все мои слова. Периодически она вынюхивала какую-то траву и пинала шишки, а порой просто шла рядом. Я же, бредя по редкому леску, думал – чем это место отличается от всех остальных. Мало ли на свете людей с собаками – но почему разные люди едут именно сюда? Точно так же можно отправиться на любую базу отдыха или снять домик в лесу и уединиться вовсе. Глядя на осмысленные передвижения Луми я поймал себя на догадке, что дело, пожалуй, совсем не в Гунуне.