Лена Романова - Старая дева

– Не знаю, – замявшись, пробормотала я и вздохнула с облегчением. Действительно, как можно знать наверняка?

– А когда будешь знать точно? – было видно, что он очень обеспокоился.

– Надо подождать пару недель.

– Может, тебя сводить к врачу?

– В этом нет никакой необходимости, все выяснится в свое время. Торопиться ни к чему, абортов я все равно делать не собираюсь.

Смело сказано. Интересно, как бы я выкручивалась в нынешней ситуации с младенцем на руках. Конечно, я уповала на порядочность Максима. Он ведь вообще был олицетворением порядочности. Он даже отказывался спать со мной первые месяцы после знакомства, пока я не заподозрила его в нетрадиционной ориентации. По сути дела, это был шантаж, принуждение к сожительству, но меня оскорбляло подобное равнодушие к моим женским чарам. Тоже мне стоик.

С этого дня Максим стал со мной предельно осторожен. Даже приходил теперь каждый день. Он звонил мне в два раза чаще, и на столе снова появились цветы. Мне ужасно захотелось забеременеть на самом деле, но он больше не прикасался ко мне. И не оставался на ночь. Это было очень обидно, потому что я никогда всерьез не думала женить его на себе через ребенка.

Когда подошел срок, и я призналась, что все-таки не беременна, он даже не посчитал нужным скрывать облегчение. Он сразу повеселел, стал что-то насвистывать, и я только тогда поняла, в каком напряжении он жил эти две недели. Он повел меня в кафе, мы провели чудесный вечер, но он под конец все испортил, вздумав извиняться за то, что подверг меня такому риску. Он, видите ли, сто раз пожалел, что вступил со мной в «интимные отношения»! Мол, слишком большой риск накануне столь длительной разлуки. Я не выдержала и разревелась. Он меня оскорбил. Я вас, мадам, поцеловал сгоряча, не удержался, ах, извините, я негодяй, подобное никогда больше не повторится, можете быть спокойны.

О том, чтобы взять меня в Москву, не шло и речи. Я просто решила для себя, что буду ждать его возвращения, как самая преданная из женщин, даже если из-за этого мне еще два года придется ходить незамужней. Но в глубине души я, конечно, надеялась, что, может быть, он соскучится и заберет все-таки меня с собой в следующие каникулы. Или сам сбежит из этой Москвы.

Москву я уже ненавидела. Она забирала у меня любимого человека. А поскольку в моей жизни не было ничего важнее его, то она, по сути, забирала у меня саму жизнь.

Незадолго до отъезда он затеял дурацкий разговор о перспективе наших отношений.

– Слушай, а стоит ли связывать друг друга какими-либо обещаниями на столь долгое время?

Я рассердилась.

– Тысячи девушек провожают своих парней в армию на такой же срок и дожидаются их.

– Беда в том, что ты делаешь на меня слишком большую ставку, а я, может быть, не стою того. Ты же знаешь, я человек занятой, суетливый, не могу сидеть на месте. Будущее пока очень неопределенное, скорее всего, так все и останется – сплошные дела да разъезды. Я все время буду уезжать, а ты – ждать меня, обижаться, зачем тебе это? Да и цели у нас в жизни разные, ты ведь не одобряешь ни работу мою, ни друзей… Зря ты связываешь себя обещаниями, за два года найдешь себе кого-то более тихого, семейного, более внимательного…

Я разревелась. Мне казалось, он пытается от меня отвязаться. Я перестала быть притягательной для него, он хотел снова быть свободным для Москвы, для новой жизни. Для новой женщины, может быть.

– Я не смогу без тебя, – сказала я.

Конечно, по всем правилам я никогда не должна была произносить подобную фразу. Но к черту правила! Я не могла без него жить, а он уезжал! На целых два года! За две тысячи километров!

Многочисленная родня Максима, тоже не представлявшая своей жизни без него, партиями приезжала навестить его на прощание. Мне казалось, этому каравану родственников никогда не будет конца. Каждый из них требовал его времени, и это время неизбежно черпалось из моей казны.

– Ты же понимаешь, – говорил он, – многие ведь совсем не знают города, должен же их кто-то сопровождать. И чем им заняться днем, когда мама на работе? К тому же они приехали именно ко мне, конечно, я не могу их оставить.

И потому он неизменно оставлял меня.

– Но я же не бросаю тебя ради своих дел и подружек, – возмутилась я.

Он пожал плечами:

– Разве я возражаю, чтобы у тебя были свои дела и подружки? Это и есть свобода.

В этом было какое-то противоречие: он требовал для себя свободы, взамен предоставляя свободу мне. Но мне она была не нужна, мне нужен был Максим.

Нет, нет, я же все понимаю, я все прекрасно понимаю, внушала я себе целыми днями, Максим не моя собственность, он свободный самостоятельный человек, у него должна быть своя жизнь. У меня тоже. Своя. Но почему-то своей жизни у меня без него не получалось. Я придумывала себе занятия, но ничего не захватывало меня. Я пыталась навещать знакомых, но мне было не о чем с ними говорить. Я изнывала в гостях и ждала вечера, чтобы бежать к своему мужчине. А он бежал от меня.

Я не могла дождаться, когда поток родственников наконец иссякнет. Времени до отъезда оставалось все меньше, я надеялась, что Максим все-таки пошлет всех к черту и скажет, что хочет побыть несколько дней со своей девушкой. Я мечтала, что однажды он прибежит рано утром и предложит: давай все бросим и поедем куда-нибудь в горы (на озера, на базу отдыха, в деревню – да куда угодно, только подальше от всех). И я все брошу, соберу вещички в считанные минуты и поеду.

Но вместо этого он пришел и сообщил, что едет после обеда в Екатеринбург оформлять визу какой-то знакомой. Я не удивилась. У Максима нет знакомых, которые в состоянии оформить визу, сделать ремонт и написать реферат без его помощи. Такое ощущение, что он собрал целую коллекцию абсолютно несамостоятельных людей и назвал их своими друзьями. Несколько лет назад он с этой знакомой ездил за границу и в тот раз сам готовил все документы. Теперь он будет ее личным Оформителем Виз до конца жизни. Впрочем, у него в Екатеринбурге тоже есть друзья, не исключено, что он хотел повидать их перед отъездом.

Максим обещал вернуться к вечеру следующего дня: у одной его приятельницы был день рождения, и он хотел успеть на вечеринку. Я покорилась. Меня на вечеринку не пригласили.

На следующий день в квартиру, где я жила, приехали родители Юльки. Не застав дочь в городе, они не очень расстроились, расположились как у себя дома и затеяли генеральную уборку, совмещенную с мелким ремонтом. Меня подвинули, точно мебель. В конце концов, это была их квартира, а я совершенно посторонний человек, который живет там из милости.

Почувствовав себя лишней, я смылась из дома и весь день бродила по городу, воображая себе, как мы будем все вместе ночевать в полуторке. Интересно, нет ли возможности пристроиться к кому-нибудь на ночь? У меня были ключи от библиотеки, где я работала, летом, кроме меня, там почти никого не было, и я на всякий случай заглянула туда осмотреть помещение под новым ракурсом. Из спальных мест обнаружила только маленький диванчик в читальном зале. Посидела на нем полчаса, поплакала от жалости к себе, но не осталась. Ночами в библиотеке неуютно, а я такая трусиха. Даже по утрам, открывая помещение, сначала включала повсюду свет и обходила залы, вздрагивая от каждого шороха. А тут провести всю ночь в лабиринте книжных шкафов… Библиотеку пришлось покинуть.