Лена Романова - Старая дева

Этот дом не принимал меня, и я чувствовала себя очень неуютно. Подолгу ворочаясь вечерами на скрипучей кровати, я старалась не думать о бывших жильцах. Воображение разыгрывалось не на шутку, и мне казалось, что призрак чужой бабки или ее сумасшедшей дочери вполне может бродить по коридору и продолжать жить своей жизнью. По крайней мере, по ночам. И вряд ли ему понравится, что в его доме живет какая-то посторонняя девица. Я даже пыталась разговаривать с ним. Не зная, к кому обращаюсь, я на всякий случай вежливо сообщала, что меня зовут Полина, я подруга Юли, и Юля разрешила мне пожить здесь до сентября.

– Я хорошая девочка, – на всякий случай добавляла я, – я не буду шуметь в доме и ничего не испорчу. Вы уж простите, что пришлось занять хозяйскую кровать. Я поживу тут до конца лета. Вы позволите?

Скрипы и воображаемые шаги продолжались, но никто меня не трогал. Я стала перед сном негромко включать радио на кухне, чтобы оно заглушало остальные звуки в пугающей тишине квартиры, и привыкла засыпать под его монотонное бормотание. Днем жаловалась Максиму на свои страхи, он проверял замки на дверях, заглядывал в шкафы, пожимал плечами, и я начинала чувствовать себя неловко. Мои ночные фантазии казались совершенно нелепыми и мне самой – но днем.

С Максимом обсуждать это было бессмысленно. Он объяснял мою повышенную тревожность тем, что я никогда не жила одна, но надо же когда-то начинать. Тогда я звонила маме, говорила, что мне здесь неуютно, что все здесь чужое.

– Ты представляешь, я до сих пор не распаковала чемоданы. Так не хочется возвращаться в эту квартиру после работы. Даже не хочется пользоваться посудой, которая стоит в буфете. Варю одни пельмени.

– А ты сделай генеральную уборку, – предложила мама, – вымой окна, постирай шторы… Переставь мебель – чисто символически. Тогда у тебя появится ощущение причастности к этому жилью. Распакуй вещи, развесь одежду на плечики и по стульям, расставь по полкам фотографии и книжки. Твой взгляд будет останавливаться на привычных и любимых вещах, и ты перестанешь чувствовать себя чужой.

Я ей не поверила. Только спустя годы, поменяв с десяток квартир, я научилась устраивать себе дом везде, куда забрасывает меня судьба.

Впервые в моей омской жизни у меня появился домашний телефон, и теперь я имела счастье быть предупрежденной, что меня не посетят нынче вечером. Жила я довольно бестолково, деньги улетучивались с катастрофической быстротой. Максим все чаще предлагал оплатить что-нибудь, и я чувствовала себя содержанкой: я не привыкла жить на деньги мужчин, до сих пор их всегда давали родители. Но смена жилья и образа жизни больно ударила по карману. Где-то я не рассчитала расходов, где-то переплатила. Переламывая собственную гордость, я позволяла Максиму то купить мне проездной, то рассчитаться с водопроводчиком, который поменял прорвавшийся кран. В конце месяца пришел счет за междугородние переговоры с мамой. Как-то в минуту душевной тревоги я устроила по телефону истерику и потеряла счет времени. Максим не стал даже спрашивать, как я умудрилась говорить по междугородке полтора часа.

– Счастье, что твоя мама не живет в Хабаровске, – просто сказал он.

Он никогда не попрекал меня деньгами, но мне было тошно.

На улице стояла невыносимая жара. Целыми днями я валялась с книжкой на диване и ждала его. Ревела, если он не приходил. Ждала звонка. Ревела, если не дожидалась. Иногда сама звонила, когда совсем вешалась от скуки и одиночества. Хотелось сохранить хоть какие-то остатки гордости, но получалось плохо.

Все мои друзья разъехались на лето. Кое-кто, конечно, остался, но близких не было, а остальных не хотелось видеть. Побывала на двух свадьбах. Стало еще тоскливее. Замуж выходили даже те, у кого не было никаких шансов. Выходили менее красивые, менее молодые, менее образованные, менее покладистые. Выходили все. Я сидела в чужой квартире, дни напролет ждала возлюбленного, а он не оправдывал этих ожиданий. Порой у меня прорывались жалобы, но немедленно гасли под его строгим взглядом.

Он злился, что у меня нет никаких дел, что я пытаюсь наполнить им весь свой день, а он, извините, не резиновый. Я сразу же замолкала и пыталась придумать себе занятия. В конце концов, я не выдержала и устроилась на работу. Почти по специальности (в ближайшую библиотеку) на летний период: там почти все ушли в отпуска. Деньги, конечно, были никакие, но и работа – не бей лежачего, даже не полный день. Так что времени все равно оставалось много. Теперь в нерабочее время я слонялась по улицам и заставляла себя ходить по гостям. Я пыталась создать видимость, что поддерживаю отношения с друзьями и у меня есть какие-то другие интересы, кроме Максима. Все это была фикция чистейшей воды. Но он верил или хотел верить, и я продолжала делать вид, что чем-то занята.

Я не понимала, куда все делось, – друзья, дела, интересы, хобби. Все словно вымерло. Учеба закончилась, общежитие закрыли, подруги разъехались по родителям. Один этап жизни завершился, а другой еще не начался. Я жила в чужой квартире, в незнакомом районе города, и для меня это было все равно, что другой город. Снова и снова возвращалась я к общежитию, заходила внутрь, бродила по коридорам. В этих стенах прошло пять лет, столько всего было! А теперь ничего нет. Я слонялась там целый месяц, пока в здании не начался ремонт. Как-то наступила на свежевыкрашенный пол – меня выгнали и велели больше не появляться. Я оскорбилась. Я продолжала считать общежитие своим домом, но никто не хотел вникать в мои душевные переживания.

Женщина должна быть легкой, жизнерадостной и необременительной. Она должна украшать жизнь мужчины, расслаблять его после тяжелого рабочего дня. Расслаблять, а не напрягать. Иначе он пойдет расслабляться в другое место. И Максим шел к друзьям. Потому что у друзей не было проблем с жильем, работой, деньгами и смыслом жизни одновременно. А я все больше хандрила, каждый день плакала по самым разным поводам, не знала, куда себя приложить, и понимала, что с каждым днем все больше теряю его.

– У тебя депрессия, – сказал он.

– Я думала, что депрессии бывают только послеродовые.

– У женщин депрессии бывают во все периоды жизни и по самым разным поводам.

Я испугалась. Можно ли любить женщину, которая впала в депрессию? Я тут же предприняла некоторые усилия, чтобы встряхнуться, но у меня мало что получилось. Я засыпала на ходу, утешала себя едой и не желала слезать с дивана.

– А ты часом не беременна ли? – спросил он.

Сначала я хотела сразу ответить «нет». Потом мне сильно хотелось сказать «да» и даже сделать, чтобы это было так: пусть не едет ни в какую Москву, а остается со мной. Потом я сообразила, что он не простит обмана и бросит меня.