Виталий Беспалов - Ксения, которая скоро умрёт. Хроники Петербурга курильщика

Я хорошо помню свое 15-летие. Было это 12 декабря 2004 года. Мы не знали, где его праздновать: у меня в общаге не вариант, мы там все вместе и не поместились бы. В итоге не придумали ничего лучшего, чем отправиться в эту субботу отмечать мой ДР на кладбище – от города километров десять, ехать на каких-то маршрутах с пересадками. К счастью, погода была в тот день совсем не декабрьская, где-то минус 2 градуса.

Шел снег – а еще вчера лил дождь – месиво там было адское. Проникли внутрь, нашли какую-то отдаленную могилку, накрасились как черти, достали полторашки дешевых коктейлей, и понеслось. Много ли надо в девятом классе? Совсем скоро были в говно, но веселые.

Пока девчонки устроили дебаты, можно ли считать Мэрилин Мэнсона готом или неможно, а Миша с Лехой в сторонке разбирались, есть ли у кого шанс начать мутить с Настей «Вдовой» или нет, ко мне подошел Илья и предложил пройтись. Не помню, о чем мы болтали, но через какое-то время я поняла, что наших подруг и друзей уже не видно. «А мы куда идем?» – «А пришли уже», – сказал он и вдруг повалил меня на землю – аккурат на дорожку между двумя могил.

Я не поняла, что происходит, и не успела закричать. Он лег на меня сверху и стал целовать. Мы раза три или четыре уже делали это, но теперь все было совсем иначе – в этот раз было не тупо потому, что бутылочка указала, а потому, что он захотел. Я не знаю, сколько это продлилось – может, всего минуту, а может, пять минут. Он резко прекратил это и тихо сказал мне: «Ой, я пьяный, не рассказывай это никому». Потом улыбнулся и добавил: «Приходи как-нибудь ко мне один».

Он пристально смотрел на меня – тощий и высокий, с белой кожей и яркими голубыми глазами. Всклоченные волосы, от природы русые, но покрашенные в черный, классическая черная рубашка, черные джинсы и типа кожаные перчатки без пальцев – типичный «готенок» того времени.

Не помню, что я тогда сказала – сама была нетрезвая.

Вечер закончился так себе: Настя «Вдова» блевала за могилой, Миша с Лехой чуть не подрались за право помочь ей… Помню, как все дружно добирались до города, жевали жвачки, чтобы родители не учуяли запах спиртного. Илья еще раз шепнул мне: «Только никому, хорошо?»

Балкончик коммунальной квартиры был явно не рассчитан на пятерых, но курить хотелось сразу и всем. Ира, Оля, их подруга Лина с приятелем Марком и Вера-Венера, которую, как обычно, никто вроде бы не звал лично, но она все равно появилась. «Херовы лицемеры. Ксению сегодня вся лента в Instagram оплакивает, волосы на себе рвут все кому ни лень, а помянуть ее к нам с Олей зашли только три человека», – думала Ира, молча стряхивая пепел вниз, то ли на головы прохожих, то ли на проезжую часть – ветер был непредсказуем.

Марк никогда не был близким другом Ксении, последние годы они очень редко общались. Тем не менее в этот вечер он ярче всех выражал свое недовольство новостями из морга.

– Это ад! Это лютый ад! Вот я завтра помру, так такая же хрень будет! Отца у меня нет, с матерью я лет восемь не разговаривал, сестра где-то в Хабаровске, у нас с ней все общение сводится к стикерам на Новый год и в дни рождения. И что делать?» – уже по пятому кругу говорил он одно и то же.

Ира звала его «стильный татарин». Он был невысокого роста (самым низким на этом балконе), но с накачанным торсом (каждую неделю новый снимок в Instagram), всегда красиво одет, гладко выбрит и модно подстрижен.

– Маркуш, ну напиши ты на меня бумагу и не парься. Типа: «Я, Марк Батькович, прошу мое тело после смерти вручить моей лучшей подруге Ангелине Аркадьевне, чтобы она мучилась со всеми вопросами моего захоронения», – раздраженно ответила Лина и смачно затянулась. – Ксюше эта мысль в голову не приходила. Я об этом думала, но сказать не решалась.

Ира с Олей молча переглянулись. Лина была у Ксении в палате один раз, почти не интересовалась ее самочувствием и уж тем более никогда не обсуждала с подругами, что будет после Ксюшиной смерти. «Самая умная и самая ясновидящая трансушка Питера Ангелина Аркадьевна…» – подумала Ира, но промолчала: в комнате валялись уже шесть пустых бутылок недорогого вина по акции – любой спор мог бы закончиться пьяным скандалом.

Марк пил больше всех и, видимо, молчать уже не мог.

– Вот и напишу! Но не у каждого же человека есть такая вот бумажка… завещание… или как правильно назвать… По-моему, это какая-то лажа: вся больница видела, что к Ксении по нескольку раз в неделю приходили Ира с Олей, куча людей это могут подтвердить. И вообще, Ксении уже давно не шестнадцать лет, какие, блядь, родители?! Тридцать лет бабе… – не унимался Марк. – Нельзя молчать, нельзя это проглатывать! Я завтра же пойду в «Шаг вперед» и расскажу о ситуации, они подключат своих юристов, журналистов…

Лина стала закатывать глаза и, надувая губы, громко выдыхать. В свободное время Марк волонтерит в правозащитной организации «Шаг вперед», в которой работают опытные адвокаты. Лина же является активисткой «Неба» – другой ЛГБТ-организации, но не столь официальной, по своим взглядам и методам гораздо ближе к анархистам и феминисткам. Идеологические разногласия между ними всплывают почти при каждой встрече.

– Да ну нафига твоим «Шагам вперед» эта история с мертвой Ксенией? Они живым людям не хотят нормально помогать, а мертвым тем более, – начала заводиться Лина и теребить кончики своих дредов.

По поводу своего внешнего вида Лина заморачивалась гораздо меньше Марка: запутанные русые дреды до лопаток, никакого макияжа, очки в толстой оправе, черная футболка с надписью «БОРИСЬ», широкие джинсы и кеды. Но любили ее не за внешность; такое ощущение, что она знала всех адвокатов, правозащитников и психологов Питера. Всегда могла подкинуть нужный контакт, помочь с любой проблемой. Ну, или почти с любой: в ситуации с Ксенией и она не знала, что делать дальше.

Все уже вернулись в комнату и расселись. Оля забилась в угол кровати, уткнувшись молча в бокал, который скорее был наполовину пуст, чем полон. Ира сидела рядом и пристально следила за тем, что происходит за столом, где по разным краям уселись Лина и Марк: у них начинался второй раунд затянувшихся дебатов о «правильном» и «неправильном» решении проблемы. Вера-Венера же копошилась среди пустых бутылок, пытаясь найти среди них хоть одну неоткупоренную.

– Лина, без резонанса никак! Это же преступление! Человеку жить нормально не давали, хрен пойми как лечили, так еще и похоронить теперь нельзя, – продолжал Марк. – Должны быть иски, публикации на «Фонтанке», да я сам с одиночным пикетом выйду к этой больнице.

– …И не забудь еще письмо Собчак написать, мол, вашу тезку злые врачи не дают закопать. Пусть она все съемки отменит и приедет в Питер вместе с тобой митинговать! – картинно закатывая глаза, парировала Лина. – Да никому нет дела до нас, кроме нас самих. Ни журналистам, ни юристам.