Рита Гринстуотер - Ученик Афериста: Змеиное Гнездо

Вдруг меня посетила совершенно идиотская мысль о том, что будет, если я сейчас пару раз ткну его пальцем в спину. Прилетит ли мне в лицо дядюшкин кулак или Андре все же сделал над собой усилие и взял себя в руки?

– Allons-y, Alice, – жестко и быстро произнес Андре и направился к своему внедорожнику.

– Что он сказал? – прошептала Джеки.

– Не знаю, ругнулся, наверное, – пожала плечами мама, и села за руль.

– Он сказал: «Пойдем, Элис», – закатил глаза я, умостившись на заднем сидении и все еще глядя вслед дяде и тете.

– Спасибо, Гугл-переводчик, – фыркнула Джеки.

Мама медленно поворачивала руль, объезжая мусорный бак и, когда проехала мимо серой «Хонды» и отца, вид у которого был крайне удрученным, спросила:

– Генри, тебя ждать?

– Езжайте.

«Генри, тебя ждать?» – опешил я. – «Генри, тебя ждать? Ты каждые три дня ищешь только повод, чтоб зацепить отца, но столкнувшись нос к носу с его любовницей, ты говоришь лишь это?».

В тоне мамы даже раздражения не было, напротив, искренний интерес, сядет ли он в машину или нет, безо всякого продолжения ссоры на этой почве. А ссора могла бы быть грандиозной.

Хотя, может Кларисса Смоллетт стратег, и понимает, что на сегодня соседи уже о ней поговорили и о сопернице в городе будут говорить не один день, а потому закатывать скандал на улице далеко не лучшая идея. Учитывая, что скандалы из стен дома родители выносили крайне редко.

– Мама. – Как же я был рад, что первой голос подала Джеки. – А что это было?

– Это ваши дядя и тетя только что чуть не убили несчастную женщину, – будничным тоном ответила мама.

Слишком будничным.

– А…

– Я знаю, что вы хотите спросить. Было ли у вашего отца что-то с этой женщиной, так?

Наши с сестрой щеки вмиг заалели. Личная жизнь родителей – табу для обсуждений и вопросов, я хоть и был возмущен и заинтересован отчасти, но мне лучше свято верить в то, что мама и папа друг у друга первые и единственные, троих детей им принес аист, а сами эти люди ни во что низкое и подлое не вляпались.

– Ваш отец совершил ошибку…

– Мама, пожалуйста, не надо, – смутился я.

– … но уж точно не с Евой Шеридан, – с усмешкой сказала мама. – А то, что говорят соседи – что не дослышат, то доврут.

Как-то странно было слышать от чемпиона по городским сплетням о том, что слухам верить нельзя. Но такой ответ меня более чем устроил, а главное, есть крохотная вероятность того, что вечером все пройдет мирно.

– И потом, – чуть улыбнувшись, добавила мама, припарковав машину у гаража. – Она же страшная.

По крайней мере, в одном вопросе из многих, касательно личности этой Евы Шеридан, можно было поставить точку. Не знаю, кто она и чем так нагрешила перед семьей Моро, но в мачехи эта женщина нам не метила точно.

***

– Ты это видел? – протянула Ева, высунувшись из машины. – Он агрессивен.

– А какого приема ты ожидала? – сквозь зубы прошипел Генри Смоллетт. – После того, что сделала.

– Перестань, Смоллетт, я сделала то, что должна была, и не надо воспринимать это как что-то аморальное.

Ева была так невозмутимо спокойна, что отсутствие эмоций и пристыженности, которой было место на ее лице, бесило инспектора Смоллетта похлеще недавних хоровых воплей.

Ева. Опять она создает вокруг себя шум и проблемы, опять в них обвинят его.

– Как продается книга? – спросил инспектор Смоллетт, стараясь, чтоб его голос звучал бесцветно.

– Отлично.

– Приехала за сиквелом?

Ева закатила глаза и закуталась в свой широкий свитер, будто бы продрогнув от небольшого ветра.

– Перестань, пожалуйста. Если ты обижен, что я не указала тебя в соавторах…

– Ты не имела права писать о семье Моро.

– Пусть подают в суд, – пожала плечами Ева, направившись к кофейне и поманив за собой инспектора. – А знаешь, почему они до сих пор этого не сделали? Вот и я не знаю.

Смоллетт схватил ее за локоть, чувствуя, как ладонь колет грубая шерсть ее свитера. Ева, обернувшись, вскинула брови.

– Вот из-за таких вот фривольностей, слухи и гласят, что между нами что-то было, не надо хватать меня, Генри. Что-то опять не так?

– Ты приехала попить кофе?

Ева вздохнула.

– Хорошо, поехали в участок.

– Зачем?

– Ну, я же не кофе попить приехала.

Поколебавшись секунду, но все же сев на переднее сидение ее «Хонды», Генри Смоллетт почувствовал себя снова крайне неуютно. Ева, сев за руль, вдруг посуровела на глазах – полуулыбку на ее тонких губах как стерли.

– Это касается Ника?

– Возможно, – коротко ответила Ева. – Нет, я не пишу сиквел. Не думай задавать мне этот вопрос.

Благо до участка рукой подать, иначе пришлось бы заполнить притянутым за уши диалогом тишину во время поездки. О чем говорить с Евой, Генри Смоллетт не знал, хоть и провел с ней не так давно довольно много времени. Чем она увлекалась, есть ли у нее семья, когда у нее день рождения и прочие элементарные факты ускользнули от него. С ней о чем говорить, кроме как о деле Ника Моро.

Наговорили, на свою голову, три года назад.

– Как у тебя дела? – поинтересовался Смоллетт.

– Неплохо.

– Ну еще бы.

Ева скосила взгляд своих карих глаз в его сторону и поджала губы.

– Я ни на что не намекал.

– Я так и подумала.

В участке Еву встретили куда как радушнее – скупым приветствием, словно она проработала здесь двадцать лет и вышла из недельного отпуска. Ева, впрочем, за овациями не гонялась, сама ограничилась короткими приветствиями и первой последовала в кабинет инспектора Смоллетта, дорогу в который еще помнила.

– Дверь прикрой, – сказала она, когда инспектор вошел в кабинет вслед за ней.

Смоллетт вдруг почувствовал, что эта особа словно к себе на рабочее место вернулась, а потому испытал укол легкого стыда за откровенный беспорядок в кабинете. Помещение небольшое, с трудом умещает письменный стол, два стула и шкаф, но захламлен: кипы бумаг на каждой горизонтальной поверхности, туго набитые папки лежат абы где, в углу забитая мелким мусором урна, а на подоконнике и столе целая коллекция картонных стаканчиков.

Но Еву Шеридан меньше всего волновал порядок в кабинете инспектора Смоллетта – отодвинув от себя кружку с недопитым чаем, которая стояла вот уже не первый день, она уселась на стул и опустила локти на старые отчеты.

– Скажи мне, Генри, – спокойным, но явно нехорошим тоном, произнесла Ева, когда инспектор уселся за стол. – Что это за трехлетней давности история с трупом в лесу?

Сердце Смоллетта упал на уровень пола. Три года потребовалось, чтобы то тело с содранной кожей, прикрытое грязной мешковиной, перестало сниться, три года, оказывается, тщетных попыток скрыть страшную находку и не пугать людей еще больше.

Если об этом уже знает Ева Шеридан, то это катастрофа.