Анатолий Рубцов - Время Каина

По окончании трапезы, которая, как показалось Петровичу, на этот раз проходила довольно скучно – без смеха и увлеченных разговоров, – он шел, раздумывая, чем бы заняться дальше. Ему было понятно, что надеяться на появление Кло в его апартаментах в ближайшее время не приходится, и совершенно не понятно – какая кошка пробежала между ними. А жаль: ведь он так привык к ее присутствию и, более того – покровительству, жизненно необходимому в абсолютно непостижимом мире этого дома. Да и всё остальное выглядело достаточно мрачно. Он подумал вдруг, что попал в полную зависимость от расположения нескольких дам, обладающих вздорным, совершенно непредсказуемым характером. К тому же он все еще сомневался в их психической состоятельности: а ну как здесь филиал Павловской больницы? – и кстати, на то очень похоже. Ведь если бы не атмосфера этой квартиры (в которой, согласитесь, трудно было не сойти с ума): постоянная полутьма, бесконечные коридоры, полное безмолвие, облака тумана, – как бы он воспринял при солнечном свете, на свежем воздухе их откровения по поводу своей божественной сути, как бы воспринял рассказ о двадцать пятом духе, губернаторе преисподней Гласиа Лаболасе? Да, как? – без всякого сомнения, послал бы их куда подальше, подумал он. Вот и выходит, что надо немедленно предпринимать меры для побега, если, конечно, они, эти фурии, эти мойры, эти эринии, сами не отпустят его на волю.

Одна из «фурий» шла ему навстречу. Сначала Петровичу показалось, что это Ана – такая же статная, двигающаяся уверенным, широким шагом фигура в белом пеплосе. (Он успел трусливо подумать, не устроит ли она ему разнос за то, что обидел дочку, и начал было подыскивать оправдания, но понял, что это – похожая на мать Лахесис.) Вот сейчас спрошу ее, как мне отсюда выйти, решил он. Они сблизились, коротко взглянули друг на друга – и прошли мимо, точно незнакомые люди в плохо освещенном переулке. Спрошу как-нибудь попозже, подумал Петрович.

– Постой, – раздался за спиной ее голос. Он обернулся. – Ты правда интересуешься прошлым? – теперь, будто узнав в прохожем знаменитость, Лахе рассматривала Петровича с нескрываемым интересом.

– Действительно, множество любопытных вещей свершилось в прошлом. И мне бы хотелось найти ответы на несколько вопросов относительно некоторых из них. – Он подошел к ней; она была высокой, почти одного с ним роста. От ее черных как смоль волос исходил запах осеннего костра, доносящийся издалека. Немного тревожный запах.

Лахе пожала плечами:

– Не знаю, возможно, я и смогу тебе помочь. Ладно, идем ко мне. – Не ожидая ответа, она повернулась и уверенным, широким шагом продолжила свой путь.

Ее комната оказалась похожей на библиотечный зал. Книжные полки вдоль стен терялись в облачной высоте и в туманной глубине помещения. Петрович с любопытством оглядел ближайшие из них – названия большинства фолиантов были непонятны, не то что неизвестны, ему. «Clavicula Salomonis», «Liber Juratus Honorii», «Arbatel De Magia Veterum», «Тabula smaragdina», «Malleus Maleficarum» – эти вроде как на латыни: что-то про Соломона, магию, ведьм – но были еще полки с инкунабулами по-гречески, на санскрите (уж не «Махабхарата» ли?), на древнекитайском (шангу ханьюй, что ли?) и на библейском иврите (ну а это что – «Кумранские рукописи»?). Еще были полки со свитками – бумажными, кожаными, берестяными, папирусными, – с глиняными табличками, с клинописными надписями на камнях – тут уж вообще ничего понять было невозможно. Еще в стеклянных витринах полно было самых разнообразных весов: старинных на вид и современных – вроде только что снятых прямо с магазинного прилавка, самых простых рычажных и сложных агрегатов, разобраться в устройстве которых без описания было невозможно. Петрович оглянулся. Положив ногу на ногу, Лахе удобно устроилась на диване у низкого столика красного дерева под большим, светлым торшером. И конечно, на столике стояла бутылка шамбертена, виноград, фрукты и всё такое…

– Здесь ответы на все твои вопросы, – улыбнулась она, кивнув в сторону полок с книгами. Улыбка ее была открытой и чувственной, она сразу изменяла ее внешность, словно по волшебству превращая из синего чулка, записной стервочки, в очень даже симпатичную молодую женщину, дочь, во всех отношениях достойную своей матери. Он почувствовал даже, что не прочь припасть головой к ее коленям – пусть даже без шамбертена, – хотя еще следовало совершить церемонию предварительного обольщения, как ей того, похоже, очень хотелось.

– Не сомневаюсь. Но попробуй найди их среди множества этих книг… Ты что же, все прочитала?

– Ну что ты, зачем? Тут никакого времени не хватит. Мне и так всё известно о прошлом.

– И ты готова поделиться со мной частью своих знаний?

– А почему бы и нет? – Лахе окинула Петровича долгим взглядом. – Ты можешь сесть рядом со мной, – она ласково, точно голову любимой собаки, погладила кожаную подушку дивана, – и знаешь, я бы не отказалась от вина.

– А я-то думаю, зачем тут шамбертен? Тогда, пожалуй, и я выпью, если не возражаешь. – Он сел на диван – на некотором расстоянии от нее.

– Не возражаю, – улыбнулась она, придвигаясь к нему.

Петрович поднял свой бокал, пригубил вино. В этот раз он не намерен был напиваться.

– Кло отчего-то отказывается говорить со мной о прошлом, – попытался он взять быка за рога.

– Кло – глупышка. Она живет исключительно настоящим. С ней можно говорить лишь о погоде, о ценах на золото, о моде наконец. Но не о серьезных вещах. Впрочем, ты и сам это знаешь не хуже меня. – Она осушила свой бокал. Сбежавшая воробьиная доза вина капелькой крови застыла на точеном подбородке. Протянув руку, Петрович осторожно снял дрожащую каплю и слизал с пальца. Лахе вздрогнула.

– Я вот о чем хотел спросить… Этот Гласиа Лаболас… из-за него я не могу покинуть ваш дом. Так вот: это ведь не простой грабитель – почему он охотился за сумкой Аны? Если не секрет конечно, что в ней такого? – Он снова налил вина – по полному бокалу – и ей, и себе тоже. Лахе благодарно кивнула.

– От тебя у меня нет секретов, – сказала она, доверительно кладя руку на колено Петровича. Еще недавно это колено ныло по ночам от артроза, а теперь его призывно касается рука красавицы-богини, не мог не отметить он разительной перемены в своей жизни. – Гласиа Лаболас – демон и наш враг. Он служит темной силе, направленной против человека, против всех людей на земле. Ты ведь знаешь, что демоны враждуют не только с богами, но и с людьми?

Петрович поскреб затылок, пожал плечами:

– Конечно, я кое-что слышал об этом, – сказал он, чувствуя, как приятное головокружение овладевает им. А еще недавно при головокружении его охватывал страх, опять-таки не мог не отметить он, – теперь же головокружение – это предчувствие чуда, ощущение сбывающейся мечты. И этот сдвиг к лучшему следовало отметить: он снова наполнил бокалы – как обычно, чуть ли не до краёв.