Юрий Мишаткин - Ушли, чтобы остаться

Когда однажды командир экипажа увидел, как Вислов встретился с кассиршей, а та заботливо, очень по-матерински поправляла у радиста на шее шарф, сказал:

– Не знаю, как ты, а она тебя сильно любит. На влюбленных у меня глаз наметанный. Такие, как эта, бывают отличными женами: будешь дураком, коль упустишь.

Город за окном спал или готовился ко сну. В доме напротив горело лишь одно окно, другие слепо смотрели во двор.

– Свет зажигать не будем, – знакомо произнесла Ольга.

Степан вспомнил наставления командира: «Одумаешься – будет поздно». Подумал, что хорошо, что Ольга этого не слышала, не то потянула бы в загс, что делали другие знакомые девушки, видя в Вислове выгодного жениха, затем мужа.

– Если просплю, придется на своих двоих к аэродрому бежать, – сказал Степан и выбросил окурок в форточку.

– Опоздаешь на рейс – перейдешь работать почтальоном! – засмеялась Ольга.

Безлюдные в ранний час улицы казались шире и длиннее, нежели днем, когда по ним взад и вперед сновали люди, машины.

За универмагом Вислов свернул на площадь и увидел, что аэропортовский автобус делает разворот. Степан замахал руками, припустился вдогонку автобусу, и тот притормозил, гостеприимно распахнул дверцу. Степан влетел в автобус, плюхнулся на сидение рядом с Жилиным.

– И я в твои годы опаздывал, – глубокомысленно заметил штурман и подмигнул заполнившим автобус работникам аэропорта. – Тоже ночи были короткими, все никак во время не укладывался. Это только у нас железный график, а в любви его нет и быть не может – в любви все происходит без графика.

Вокруг засмеялись, и Вислову пришлось отшучиваться.

До заполярного Нарьян-Мара летели больше трех часов. Пассажиры вначале жаловались на холод в салоне, кутались в воротники, не снимали перчаток, но когда включили отопление и стало почти нечем дышать, хором зажаловались на возникшую парилку.

Под самолетом проносилась грустная тундра, где делала первые робкие шаги короткая весна. Изредка появлялись болота с чахлыми деревцами, полоски замерзших речушек, впадающих в Печору.

Степан слушал в наушниках эфир и вспоминал, как над ним подшучивал экипаж, зная, с кем в Архангельске встречается бортрадист, отчего не ночует в ведомственной гостинице. «И командир, и штурман лезут в душу с советами, будто без них не смогу сам разобраться в личной жизни. С Ольгой во всем честен – ничего не обещаю, да она и не просит, не пытается захомутать. Экипаж считает, что вожу девушку за нос, осуждает…»

В наушниках, перекрывая другие шумы, радиопомехи, послышались знакомые позывные.

– Ненцы просят поторопиться, погода у них шалит, характер показывает, опасаются, что при пурге мы обратно вернемся, – доложил командиру Вислов.

– Успеем, – невозмутимо ответил Глебов, всматриваясь в приборную доску.

– Как-нибудь, не впервые, – добавил Жилин, третий член экипажа смешливый Юркин сказал:

– Раз идет пурга, знать, нам загорать.

Пургой в Нарьян-Маре и не пахло – небо было чистым, сквозь облака несмело светило солнце, не уходящее с небес до осени, но Жилин, как заправский морской волк, намочил во рту указательный палец, поднял его и изрек:

– Как пить дать, сидеть тут, чтоб меня женщины не любили.

– Не каркай! – потребовал Глебов и всмотрелся в небо.

– Могу на спор пойти, – Жилин заломил на затылок фуражку. – Ставлю дюжину пива. – Видя, что товарищи не прореагировали на предложение, обиделся: – Когда погода сабантуй справляет, я ни при чем.

Штурман обладал удивительной способностью ни при каких обстоятельствах не терять присутствия духа. Когда удивлялись его вечному спокойствию, ссылался на крепкие нервы, на что Глебов возражал:

– Не нервы имеешь железные, а кожу крокодилью, таких, как ты, ничем не прошибить, ни горем, ни радостью.

Жилин смеялся, советовал товарищам принимать витамины, пить бром, иначе с расшатанными нервишками попрут из авиации.

На этот раз, говоря о наступлении нелетной погоды, Жилин как в воду глядел: не успел экипаж начать готовиться к обратному рейсу, как метеорологи закрыли аэропорт, пришлось зачехлять моторы.

– Ну, что я говорил? – спросил Жилин, ему ничего не ответили, экипаж молча дошагал до дома приезжих, солидно именуемого гостиницей «Заполярной» горкомхоза, вселился в четырехместный плохо протопленный номер. Жилин попытался улучшить мрачное у товарищей настроение, напомнил, что пусть шалит погода, зато зарплата идет.

– Я Ненецкий край изучил, как характер тещи, все параллели-меридианы на зуб попробовал. Нюх, что у борзой, на погоду – отлеживать тут бока больше суток.

Все решили, что Жилин вновь треплется, но наутро все крыши, деревянный тротуар заполнили сугробы, небо стало беспросветным, облака с тучами опустились к земле, касаясь телевизионных антенн и печных труб.

– Что я говорил? – спросил Жилин. – Меня интуиция ни разу не подводила. В небесной канцелярии пошла ревизия.

Облаков было так много, и были они настолько густы, что заполнили все небо. Жилин обернулся к самому молодому в экипаже – Степану Вислову:

– Шагать тебе, Степочка, в магазин за сугревом. Спирт не бери, возьми церковный кагор, пару бутылок.

За дверями гостиницы Степан потоптался на крыльце, затем двинулся в продуктовый магазин, где на полках соседствовали бруски масла, зубная паста, флаконы одеколона, галантерея, колбаса, книги в потускневших обложках, резиновые сапоги, банки болгарского перца. «Удобно: зашел и разом купил все, что надо», – подумал Вислов.

Прижимая к груди кулек, где кроме бутылок лежали хлеб, консервы, Степан собрался уже покинуть магазин, как увидел вазу с лимонами. Перехватив взгляд летчика, продавщица сказала:

– Не советую брать. За зиму их морозом прихватило, с виду ничего, а на деле ни вкуса, ни запаха, только название, что лимоны.

На улице стояла запряженная в нарты четверка оленей, они шевелили ноздрями, мотали головами с разветвленными рогами, печально посматривали на дверь магазина, дожидаясь погонщика.

Голос из радиодинамика на столбе сообщил, что на Усть-Усе затор, вода прибывает в сутки на 17 сантиметров, на Щелья-Юре подвижка льда, разводья, на Кожве средний ледоход.

«А на Волге давно купаются, на бахчах поспевают арбузы…» – поежился на ветру Степан.

К возвращению радиста в гостинице успели подготовиться: на стол выставили полученные у дежурной стаканы, пару тарелок.

– На повестке один вопрос: обмытие встречи с Ненецким краем. Возражений нет? Принято единогласно! – Жилин взвесил на ладони бутылку, ловким ударом по днищу выбил пробку, глаза у штурмана заблестели: – Жаль, рейс впереди, не то бы не сироп пили, а божественный «спи-ритус вини». Разбавишь его заваркой – из пол-литра получишь литр, по цвету, что французский коньяк. В других краях спиртик лишь в медицине употребляют, а тут свободно торгуют. – Жилин разлил портвейн. – Без крепкого напитка в этой дыре подохли бы, как клопы. Ну, рванем!