Ольга Неподоба - День божьих коровок

Почему я все это вспомнил? Не знаю… По всей вероятности, потому что слишком долго даже думать себе об этом запрещал, чтобы снова не упасть в отчаяние и тьму. Я заставил себя их забыть, так надо, чтобы выжить. Не ковырять в ранах воспоминаний, а вычеркнуть, выжечь, забыть. Только так можно удержать равновесие на узкой тропе: не оглядываться, не смотреть по сторонам… А просто идти…

Надев шапку-невидимку, стать невидимым для собственного прошлого, невидимым для бывших друзей, невидимым для всего мира вокруг, невидимым для собственных воспоминаний, невидимым для свирепых посланцев тьмы – бесшумных оскаленных теней, которые бегут за тобой вдоль твоей тропы, роняя кровавую слюну, и ждут малейшей слабости… Малейшей слезинки… Подогнувшейся коленки… Дрогнувшей на мгновение души. Они настороже, чтобы тут же кинуться и утащить тебя в чащу.

Потому что, когда человек теряет свою Планету, он остается в пустоте. Вечной пустоте, наполненной стаями враждебных сил, этими стрекочущими нечистыми стаями, которые медленно, но верно заселяют каждый уголок души, не оставляя в ней живого места. Как у канатоходца, у него нет возможности остановиться. Остановишься – упадешь, упадешь – погибнешь… И нет никого рядом, кто поддержит и не даст сорваться вниз.

Того, кто разгонит нечистые стаи.

Того, кто знает все тайны Вселенной, все до единой звезды по именам, все тайные тропинки галактик, все маршруты комет и все мои сны наизусть…

Я понял простую истину.

Не ценить свою Планету и тех вокруг, кто тебя любит – это не только безнравственно, это преступно. И прежде всего – против самого себя. Если ты капризно отворачиваешься от своей любви, воображая, что придет другая, еще лучшая, то твоя ЕДИНСТВЕННАЯ ЛЮБОВЬ, твоя единственная весна – покинет тебя. Бросит тихий прощальный взгляд, накинет красный плащ и уйдет босиком по дождю. Громыхнет ей вслед майская гроза, и ты навсегда останешься один в холоде и мраке, населенном демонами, и всю жизнь будешь проклинать себя за то, что не понял и не остановил. И безнадежно мечтать о том, чтобы вернуться однажды в свой потерянный май и в последний момент схватить ее за ускользающий краешек плаща и не позволить уйти за порог.

Никому. Никогда. Не выдают НОВОЙ ПЛАНЕТЫ и НОВОЙ НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ, если он не сохранил свою… единственную. И только лишь «волшебное зеркальце» воображения, изредка оживая, показывает нам сказочные царства, где ВСЕ МОГЛО БЫТЬ ИНАЧЕ!

У меня всегда вызывал изумление вопрос: «А ты веришь в любовь?» ВЕРА – это нечто такое, чему нет научных доказательств, с чем никто не сталкивался, не видел, но ВЕРИТ, что это существует. Выражение"Я верю в инопланетян» звучит нормально, но никто же не заявляет: «Я верю, что Волга впадает в Каспийское море», в отношении Волги говорят – ЗНАЮ.

Поэтому выражение «ВЕРЮ В ЛЮБОВЬ» означает – не видел, не сталкивался, не ощущал, не был свидетелем даже со стороны… НО ВЕРЮ. Верить в любовь может только тот, кто ни разу с ней не встречался.

А я не верил. Я знал.

И не становилось мне от этого ни проще, ни веселее, ни удобнее. Только еще больнее – у меня была любовь, но я никогда не имел понятия, как делиться ее благами с ближними, как с ней вообще жить.

Я злился и досадовал на нее, она вносила смуту и порождала бури, меня лихорадило и носило из стороны в сторону, я знал, что у меня есть бесценное сокровище, дар – но я так и не сумел его развить, взрастить, позволить расцвести и принести плоды, не смог сделать с его помощью счастливым ни себя, ни кого-нибудь другого.

Любовь – это не только то, о чем пишут в пылких, захватывающих романах. То, что происходит между мужчиной и женщиной – это лишь часть всеобщего мирообразующего замысла любви. Яркая и важная – но всего лишь часть.

Любовь – самостоятельная сила, живая стихия. И когда она проникает в человеческое сердце, то наделяет его неугасимым светом и великой защитой. Любовь – она ко всему: к близким и случайным, к людям и зверям, к небу, к солнцу, к лесам и горам. Эта сила всегда с тобой, даже… если в какой-то момент времени тебе кажется, что некого любить. Она существует в тебе, светит и согревает – как сияющая сфера, как небесное присутствие, как главный человеческий талант. И одновременно как чувство почти непосильной ответственности – ты должен во что бы то ни стало сохранить дарованный небом огонь и не дать ему померкнуть.

Должен…

Ты стоишь на ледяном ветру, на обрыве, и держишь голыми руками живой огонь. А сил так мало, а время идет, пламя жжет тебе ладони все сильнее, сильнее, и так велик соблазн сбросить его на землю и уйти прочь…

Я бы не сказал, что с этим легко жить – совсем наоборот.

Потому что человек, у которого нет любви, – никому не интересен, даже демонам. А когда в душе теплится свет – к нему тянется все вокруг, каждое большое и малое создание земное, каждая птица небесная, каждая букашка и каждая травинка. Но свет притягивает ВСЕХ, а не только тех, кто тебе мил. Неугасимый огонь манит, на него ползет из всех щелей чумная нежить, слетаются и сползаются темные силы, в бешенстве стараясь погасить пламя. Растоптать его и развеять пепел по ветру. Чтоб хоть на одну любовь в мире стало меньше! Им надо уничтожить каждый лучик света, каждую малую искорку, чтобы еще на шаг мир стал ближе к наступлению безраздельной тьмы!

С этим непросто жить, но без этого сама жизнь лишена даже малого шанса на какой-либо настоящий смысл.

…Через некоторое время я еще раз встретил ту девочку, которая расплакалась у клетки с лисами. Как-то на дежурстве она догнала меня и окликнула. На этот раз она была в толстой шерстяной шапке и в зоопарк пришла вместе со своей мамой. Девочка подбежала и радостно сообщила, что мама согласилась с ней по поводу головных уборов – дядя тебе все правильно сказал. Мама мне улыбалась издалека.

– Так и что? – спросил я девочку.

Она смотрела на меня очень серьезными и взрослыми глазами:

– Да я просто хотела сказать… Вы же тут работаете… Почему этой весной никто не родился в зоопарке?

Вот те раз, подумал я… А ведь точно!!! Никто не родился, даже в вольерах у птиц не наблюдалось весеннее оживление и суета над гнездами. А тех зверят, которые появились на свет немного раньше, выкармливали из бутылочек, я слышал разговоры, что четвероногие как с ума посходили, идет какой-то массовый отказ от кормления детенышей.

– Я не знаю… – ответил я.

– Но это ведь что-то означает?

– Не думаю…

– А я думаю. Что-то изменилось, вам не кажется?

Я внимательно прислушался к тревожному шепоту мыслей в голове, которые упрямо подавлял, и понял, что действительно кое-что изменилось.

Когда я был маленьким, я очень боялся атомной войны. Про нее тогда много говорили по телевизору и рассказывали в школе, как вести себя при ядерном взрыве: лечь на пол, прикрыть голову руками, давали прочие очень «полезные» в этом случае советы.