Пётр Таращенко - Танцы Близнецов

– Испугался, испугался, – нетерпеливо перебил его Листопад, – нечего теперь оправдываться – не знал он. Затем… затем мы пели «Взлетную полосу».

– «Проводы любви», – поправил бард. – А жмурки?

– Ах да, жмурки! Конечно жмурки! Подожди, не путай, какие жмурки?! При чем здесь жмурки? Мы же в прятки играли! Дмитрос еще сказал: «Отвожу кон – так спрячусь, черта с два вы меня найдете».

– Правильно! – заорал гомункул. – А потом радио запикало, и объявили отправление! И мы побежали…

– Он же с нами побежал?..

– Как же он побежал, если он еще раньше за сигаретами пошел?!

– Куда пошел? – быстро спросил Валдомиро.

– В каюту пошел. Ему Раиса Андреевна ключ дала… он и пошел.

– Приехали. Вас, вообще-то говоря, следовало бы наказать за спинку-то. – Мадам ощупала одобрительным взглядом мощные формы Листопада и примирительно сказала: – Да ладно уж, подождем до следующего раза. Какой же вы все-таки… солидный! Вон ваши «талантливые». Ишь, как резвятся!..

У стеклянных дверей ресторана стояла пестрая троица. Катрин в немыслимой хламиде походила на огромную бабочку; полотняный костюм Голембевского являл образец тропической элегантности; рыжий Шурупов, одетый, как одевают полных мальчиков, был вылитый толстый Карлсон, порядком, однако ж, заматеревший и без пропеллера за спиной. Катрин показывала пальчиком на такси, и компания закатывалась радостным гоготом.

К восьми часам все были счастливы совершенно, причем Гамлет-Голембевский от счастья стал благородно бледен, Полоний-Шурупов пунцов, как ямщик, а на лбу Витюнчика выступили крупные капли пота. Лицо Листопада, покрытое золотистым загаром, выражало благожелательное и всемерное довольство всем происходящим. В глазах Катрин прыгали бесенята, она рделась персиковым румянцем, похохатывала и маленькой ножкой уже в который раз наступала под столом на замшевую туфлю Валдомиро, но остановить его эти слабые прикосновения не могли: тройная сливная уха по-архиерейски и шашлык из осетра таким превосходным образом сочетались с водными лыжами и парусной регатой, так легко и естественно складывались в замечательный и четкий план совместного времяпрепровождения, что сама мысль о предстоящей командировке в область, неожиданно промелькнувшая в голове Валдомиро, показалась ему чьей-то не очень удачной шуткой и просто абсурдом. И даже химерическим бредом.

«Что за ахинею он несет? – думала Катрин. – Какие лыжи? Какая регата?» Но вскоре устала давить ногой и, безмерно себе удивляясь, приняла участие в бурных Валдомировых фантазиях, которые, как ей вдруг стало казаться, никакие не фантазии, а именно – прекрасная программа действий, по которой с завтрашнего дня все они начнут новую, увлекательную и яркую жизнь. И в ее хорошенькой головке вертелось невесть откуда взявшееся и дурацкое:

Листопад, внимательно слушавший распалившегося Валдомиро, вдруг поднялся решительно.

– За гостей нашего города, за наших дорогих друзей, за их талант и за вечное и прекрасное искусство театра. Завтра милости всех прошу ко мне на дачу.

– Прозит! – рявкнул Шурупов. – Да здравствует Шекспир!

Валдомиро осторожно поднял полный до краев фужер на уровень глаз, прищурился и сквозь салют микроскопических брызг шипучего вина увидел другие глаза, смеющиеся и ласковые, и мягкий подбородок, и родинку на нежном горлышке: Вероника Николаевна, директор «Ералаша», именинница, сидела как ни в чем не бывало за соседним столиком в компании двух подруг и долгоносого усатика в чесучовой тройке и с галстуком под острым кадыком.

«Господи боже мой, прямо-таки Гастон Утиный Нос! Надо ж, вырядился… Ведь жара – дышать нечем! Родятся же на свет такие… такие…» – думал Валдомиро, глядя прямо в глаза директрисе немигающим долгим взглядом и с удовольствием наблюдая, как наливается розовой краской несомненного волнения ее лицо, как нервным движением вдруг поправила прядку волос над ушком, и тогда, по-прежнему не отрывая взгляда от ярких лучиков, гуляющих по радужной оболочке Вероникиных глаз, медленно, глоток за глотком он выпил свой фужер до дна.

Когда официантка принесла сигареты, Валдомиро аккуратно вложил ей в карманчик фартука конверт, полученный днем в показательном детском саду, и негромко попросил:

– Танюша, подарочный наборчик – вон той, пухленькой, будь ласкова.

Смешение произошло само собой и очень естественным образом. Валдомиро пригласил именинницу на танец и на втором такте неожиданно для себя сказал:

– Я чувствовал, что встречу вас здесь…

Она ничего не ответила, а только поплотнее обхватила Валдомирово плечо.

Когда они вернулись с танцевального пятачка, их столики были уже сдвинуты, Гамлет с Полонием наперебой угощали девушек шоколадным ассорти из подарочного набора, Листопад мастерил бутерброд с семгой, а Гастон вел оживленную беседу с Витюнчиком.

– Едрит-ангидрит! Да не может такого быть, – то и дело вскрикивал малютка.

– Именно что может, – настаивал Гастон, – в том-то и дело, что может!

Выросшая компания с удовольствием выпила за здоровье Вероники, загалдела вразнобой и рассыпалась на фракции. Именинница поставила недопитую рюмочку на стол, и Валдомиро завладел ее пухлой ладошкой тут же и безраздельно. Ладошка была теплая, податливая до покорности.

– Сегодня такой день… Ваш день… – заговорил он значительными периодами. – Так хочется сделать для вас что-нибудь приятное.

– Вы уже сделали, – хихикнула Вероника. – Я моментально догадалась, когда официантка принесла этот, как его… ну, коньяк, конфеты… Набор.

– Боже мой, господи, какие мелочи! Ну при чем здесь это? Ничего особенного в этом нет, – говорил Валдомиро, разглядывая игру лучиков в круглых Вероникиных глазах. – Дань элементарного уважения к интересной женщине. Нет-нет, я имею в виду совсем другое…

Вероникина лапка рефлекторно напряглась, и Валдомиро ощутил слабое и влажное пожатие. Именинница наморщила лобик и спросила:

– А вы где работаете?

«Какая мягкая у нее ладошка!.. Просто прелесть, а не ладошка!» – подумал он и небрежно сказал:

– В Художественном фонде. – Вспомнил про командировку, про раствор, усмехнулся и добавил: – Есть такая смешная организация, – бросил рассеянный взгляд на Катрин и добавил еще: – А вообще-то я человек свободный.

– Я – тоже, – тихо сказала Вероника и зарделась, – свободная… Уже второй год. Собственно, с мужем-то я и месяца не прожила.

– Ах! – весело рассмеялся Валдомиро. – Я совсем не об этом! – «Господи, боже мой! Какая она непосредственная, просто прелесть!..» – Я имел в виду – профессия у меня свободная.