Пётр Таращенко - Танцы Близнецов

– То есть?

– Я художник.

– Как интересно! Вы в самом деле художник? Вы картины рисуете?

– Ну, не совсем рисую…

– То есть?

– Я их режу.

– То есть?!

Валдомиро, довольный произведенным эффектом, отодвинул в сторону тарелку Вероники с горкой оливковых косточек и остатками столичного салата, вынул из портфеля коробочку с резцами, поставил ее перед именинницей, загипнотизированной пассами своего изящного кавалера, сказал:

– Алле-оп! – и откинул крышку.

– Какие маленькие ножички… – прошептала восхищенная Вероника.

– Это не ножички, – строго сказал Валдомиро. – Это резцы. На приличном материале этими резцами можно изобразить, что душе угодно.

– Господи, как интересно, чем только люди не занимаются! А тут собачишься с утра до вечера!.. Будь оно все проклято.

– Послушайте, Вероника Николаевна, – задумчиво произнес Валдомиро, – я вас научу.

– Ой, что вы! – жалобно пискнула именинница.

– Тут главное дело – вкус, – заговорил Валдомиро напористо. – Главное, поверить в себя. Остальное – так, ерунда, голая техника. Это уж по моей части.

– Вы серьезно?! – в совершенном восторге пролепетала Вероника.

Валдомиро решительно хлопнул крышкой чудесного набора.

– Вот мой подарок к вашему дню рождения.

– Ой, что вы! – Вероника затрясла головкой. – Нет-нет-нет! Вы и так! Вы и так! Я ведь моментально догадалась, когда принесли коньяк… и прочее.

– Большое дело – иметь художественный вкус, – с запозданием пробасил Листопад.

– Если есть вкус, резать по дереву – плевое дело! Материал я достану. Собственно, материала у меня куры не клюют, вся мастерская забита черным деревом и палисандром. Я тут на днях имел досуг, посидел с карандашиком и разработал совершенно роскошный барельеф на темы русских народных сказок: зайчики, мишки, Волчок Серый Бочок. К слову сказать, прекрасно подойдет для вашего зооуголка. А то, мне показалось, у вас там не очень-то уютно.

– Катенька! – позвала через стол Вероника. – Я вам обязана: у Владимира Марковича такие интересные идеи! Представляете, он будет учить меня художественной резьбе! Мы будем делать панно для зооуголка!

– Молодец, Владимир Маркович! Золотая голова! – с обворожительной улыбкой сказала Катрин, и Валдомиро ощутил сильный удар чуть ниже колена. Он скрипнул зубами и улыбнулся Катрин в ответ.

Тем временем Вероника сложила губки сердечком и организовала на щечках кокетливые ямочки.

– Я вас хочу о чем-то попросить, – нежно мяукнула она.

Валдомиро сделал брови домиком.

– Можно, я буду называть вас на «ты»?

– Боже мой, господи! – лицо Валдомиро выразило высшую степень умиления. – О чем речь!

Вероника наклонилась к самому уху Валдомиро и зашептала, перемежая фразы каким-то интимным квохтаньем:

– Представляешь, совпадение! Моего дуралея, ну, мужа бывшего, я с ним теперь почти что и не встречаюсь, так, иногда, под настроение… О чем я говорила? – Она наморщила лобик, и Валдомиро увидел, что места хватило только на две складочки. – Ах да, мой-то благоверный – тоже Владимир, тезка твой. Знаешь, как я его называла?

– Нет, – кротко ответил Валдомиро, обескураженный быстротой и легкостью, с которой именинница перебросила стрелку отношений.

– Вовик! И тебя буду называть – Вовик! Вовик! Вовик!

– Друзья зовут его Валдомиро, – деликатно вмешался Листопад, – так что, если…

– Вал-до-ми-ро… – по слогам повторила Вероника. – Чудное имя. Никогда не слыхала.

– Это из книги, – учительским тоном принялся объяснять авиатор. – Так звали одного молодого человека – он жил в Бразилии: Валдомиро-Гуляка.

– Гуляка? Что еще за Гуляка? Пьяница?

– Ни в коем случае! Пьяница здесь абсолютно ни при чем. Просто он любил жизнь: праздники, шум, различные мистификации. В общем – повеселиться. Он и умер-то на карнавале.

– Господи, что еще за страсти такие! Надо ж додуматься – умер на карнавале?! Что ж это за карнавалы такие, где богу душу отдают?

– Да уж есть такие… – куда-то в сторону сказал Валдомиро, и ему вспомнилась Юлия, которая как раз и придумала назвать его – Валдомиро… И которая ждет не дождется его, Валдомирова, письма! Обещанного и даже внесенного в план дня!..

Искусственные фиалки над розовым ушком именинницы вдруг показались ему мещанскими и жалкими, ямочки на щеках – провинциальными, лобик вызывал смех, а родинка была просто неприятна.

«Боже мой, господи, насколько Юлия интереснее и тоньше, – думал он, и сердце его наполняла истома. – Да и провожать ее никуда не нужно…»

Неожиданно ему стало одиноко и грустно. Он возвратил пухлую ладошку на Вероникино колено и пробормотал:

– Извини, пожалуйста, я отлучусь. Ровно на минуту.

У самых дверей он вспомнил, что так и не купил стиральный порошок, ресторанными кулуарами пробрался в буфет и на последнюю пятерку приобрел плитку шоколада «Бабаевский».

– Надо же, везет нам на встречи, – трещала бравая Мадам. – А я смотрю – знакомый вроде бы портрет! Думаю, скоро ночь на дворе, надо парня прихватить. Вы мне сегодня полплана сделали. Артисты… Где же папу-то потеряли?

– Папу? – не сразу сообразил Валдомиро. – Ах, папу!.. Он там, – последовал кивок в сторону веселых неоновых огней. – Папа танцует.

– Ну и люди! Сам спинку отломил, а сам танцует! А вообще-то он у вас солидный мужчина.

– Поехали, – устало сказал Валдомиро.

– Это точно, – она включила передачу, и машина плавно тронулась.

Валдомиро ушел по-английски, не прощаясь, со смешанным чувством разочарования и легкой вины перед Голембевским и Шуруповым, хотя никакой вины не было. Актеры наперегонки кавалерились перед Катрин и подругами Вероники, прикладывались к ручкам, замогильными голосами читали монологи, чем смешили барышень до слез, угощали сладкими коктейлями, – словом, дурачились, как могли. Им было не до глупых обид.

Листопад говорил покинутой, но еще не подозревающей об этом имениннице:

– У каждого свои жизненные принципы. Мой принцип: не стареть душой. Оглянитесь, Вероника Николаевна, вокруг так много интересных людей. Например, мой новый знакомый, Виктор. В полном смысле слова – русский шансонье!

– Едрит-ангидрит! – вскрикивал шансонье и лил на галстук Гастону «Алазанскую долину».

Все были увлечены, и исчезновения Валдомиро никто не заметил.

Тополя Южного бульвара стояли плотной стеной. Их пирамидальные кроны достигали ночных небес. Звезды запутались в переплетении молодых побегов так безнадежно, что казалось, будут висеть над бульваром целую вечность, и на нем никогда не наступит день.

Упорный взгляд Валдомиро был устремлен к звездам, но виделась ему картина вполне земная и даже обыденная: круглый стол под низким бахромчатым абажуром, женщина в жакете домашней вязки, склонившаяся над картами, разложенными по набивной материи. Женщина сидит на низком пуфе, на собственной подвернутой ноге, и по размеру ступни можно догадаться о том, что она высока ростом. Это – Юлия, его, Валдомирова, возлюбленная. Юлия-маленькая видит десятый сон. Юстас что-то строчит в угловой комнате; он большой умница и чертовски порядочный мужик – он будет строчить всю ночь. А Юлия тоскует над картами: она гадает на пикового короля. А пиковый король – это он, Владимир Маркович Глонти.