Денис Рамзаев - Первый полет в одиночестве

Таксист просит отменить заказ через транспортную службу – полная лавка детей, хочется зарабатывать без процентов, комиссии и смс. Я спешно соглашаюсь, после чего смотрю в окно, в одно большое и серое нечто, размышляя, потребуют ли за меня выкуп. Наверняка злоумышленники прознали, что мои почки в порядке – на черном рынке знают, что делать дальше. На фоне этих невеселых мыслей вдруг заговорил таксист. Настало время очаровательных историй!

«У меня просто такой принцип по жизни: не на**ешь – не проживешь. Я как в молочке работал? Какой-то товар оставлял себе, договаривался с девочками на приемке, им что-то по бартеру привозил. А сейчас платить конторе почти 30%, оно мне надо? Почти вхолостую кататься. Я во время таких поездок прошу чуть добавить к тарифу – многие клиенты отказываются. Хочется их в окно выбросить. Но нельзя», – травит горькую историю жизни водитель.

Я мысленно поднимаю глаза к небу и благодарю всевышнего, что в городе детства остались хоть какие-то приличия. Речь таксиста бьет по нервам сильнее, чем рифмы группы «Ласковый май».

«Раньше у меня была другая машина, представительнее. Точнее, не у меня, а у шефа таксопарка. Он предложил ее выкупить, я кинул договор юристу, тот забраковал. Потом я оттуда уволился. Взял эту за копейки. Видишь, хорошая корейская иномарка. Летает бодро, на дизеле. Как говорится, чем чуханистей, тем жиганистей», – раскочегарился он.

Мое «угу» проносится по салону как сожаление по временам, когда таксист включал шансон, вечные мелодии со словами про белого лебедя на пруду или кольщика, что колет купола.

«Завтра вот интересно, еду на зону. Знакомая попросила. У нее там мужик четыре года сидит. Через пять выйдет. А она ждет. Прикинь, какая любовь? Хотел спросить, за что он там, да не мое дело. Я говорю по делу, языком лишний раз не чешу. Кстати, о семье расскажу. Слушай», – снова прорвался в мой эфир таксист.

Под прокуренный голос в теплой машине хочется спать, но я старательно моргаю. Вот моя улица, вот он, мой дом. А девушка, в которую влюблен, немного не там.

Останавливаемся.

Молчание – золото, поэтому отсчитываю водителю бумажки. Кладу сверх тарифа сто рублей.

«Спасибо, дружище, хорошего вечера», – радуется не самой дешевой поездке таксист.

Киваю, иду к двери подъезда. Хватаюсь за ручку, а сам думаю.

Почему она его четыре года ждет? Боится, что убьют, если к другому уйдет?

Да нет, надо верить в хорошее.

В любовь.

В начале двухтысячных было модно заниматься журналистикой. А вот о моде многие акулы пера забывали. По крайней мере, в южном провинциальном городе V. Акуленок, мечтающий заплыть в открытый океан профессионализма, невольно брал с них пример.

Представьте: дует сильный ветер. На автобусной остановке гнется от зимнего холода одинокая фигура. Малыши могут учить по ней алфавит: буква С на секунду превращается в Г. Вытянутая в сторону рука не смогла заинтересовать авто. Проезжает мимо.

Смотрите, дети, это буква Ф. Юноша лезет в оба кармана, неестественно выгибая руки. Очевидно, он ищет что-то важное. Потом облегченно вздыхает, нащупав во внутренней подкладке дубленки ключи. Чтобы не поцарапать кожу, они завернуты в прозрачный целлофановый пакет. Юноша перекладывает ключи в левый карман. Так привычнее.

Полночь. Транспорта нет. Светит полная луна. Идеальный момент для оператора. Камера, мотор. Снято, номинация на «Оскар».

К юноше подходит режиссер и просит пройти с ним в небольшое здание неподалеку. Уличные софиты бьют в глаза, а на половине пути освещают погоны на плечах и фуражку.

Стоп, вы точно режиссер?

Невероятно, но факт: юношу ведут в полицейскую будку. Там ему велят снять куртку и старательно ее ощупывают. А потом и юношу. Но нет, эта история не про сексуальные домогательства. Полицейские что-то ищут. Один из них с плохо скрываемым предвкушением разворачивает целлофан. А потом от удивления открывает рот – ключи, серьезно? Где запрещенные вещества? Где украденные деньги?

Телефон тоже осматривают, но интерес к старой модели Siemens без полифонии и ИК-порта быстро угасает. В карманах тоже ничего. Хотя стойте: в одном из них лежит чек. Час назад юноша положил на телефонный счет сто рублей. Но страж порядка этого не знает и на секунду оживает.

– Что там за чек? Наркотический?

В чеке действительно напечатано слово «приход», но, кажется, это единственное, к чему можно придраться. На лицах полицейских повисает выражение тоски и бессилия. Интересное кино про расследование снять не получится.

Юношу с большим неудовольствием отпускают. Только просят больше не класть ключи в целлофановом пакете на виду у прохожих.

– А еще приоденься, – говорит полицейский. – Смотреть противно. И побрей родинку над губой, что ты как не знаю кто.

Юноша прыгает в последний автобус и по пути внимательно себя осматривает. Дубленка висит на нем, как тряпка на швабре. Штаны не имеют размера и цвета. Ботинки поцарапаны об асфальт.

Кажется, пора забыть о вещевых рынках, поставить матери ультиматум и покупать одежду самому.

Интересно, сколько стоят бритвенные станки.

Составление вопросов не заняло много времени: двадцать минут, из которых пять я провел за набором смс-сообщений, а еще пять – в мыслях о том, какую из девушек пригласить в бар.

Бар вечером, после интервью. У меня беседа с подающим надежды боксером. Ему 13, зовут Миша. Он уже вызывается в сборную России своего возраста. На волгоградской земле, изрядно удобренной костями и кровью, пророс редкий спортивный цветок.

О боксе до встречи я знал немного. На ум сразу пришли откушенное Тайсоном ухо, болезнь Паркинсона у Али и хорошо поставленный удар Эрика Моралеса. Этот мексиканский малыш запомнился мне потому, что весил меньше 60 килограмм, но бил так, словно в перчатке коварно пряталась подкова.

У Миши оказались невредимыми оба уха – вопросы молодой боксер слышал хорошо. Ошибка была в том, что я поверил: он знает больше ста слов.

Миша мямлил, краснел, заикался и старательно направлял взгляд в пол, будто искал там поверженного противника. Он не мог построить связное предложение. Я вытаскивал из него звуки как занозу. Десять заноз – фоторепортаж. Пятнадцать – заметка.

Ситуация достигла кульминации на вопросе, что удается Мише на ринге лучше всего.

– Ну. Это. Ммм. Это. Тренер. Что удается?

У наставника язык был подвешен. Поэтому скоро я узнал, что у Миши поставлены удары с обеих рук, а также имеется отличная реакция. Но раз бог дал талант, то отнял все остальное.

– Два слова не можешь связать, ну. Книги надо читать потому что, ну. Начни с «Каштанки», – неожиданно завелся тренер, обращаясь к Мише. – Хотя бы в кратком содержании.