Ирина Буторина - Кавказский роман. Часть II. Восхождение

– Он по-другому не умеет, маленький ещё, – снисходительно говорил Гейдар.

– Сам ты маленький, а мне скоро четырнадцать, как раз возраст, когда Гайдар полком командовал, – отвечал юный эрудит.

– Вот и командуй, чего ко мне пристаёшь? – сердилась Маринка.

– Пристаёт, потому что в тебя влюбился, – пищала одна из близняшек.

– Сама ты влюбилась, – злился Мишка, и сзади начинались возня и сопение, сквозь которые раздавались придушенные возгласы:

– Ой, дурак, больно!

Или наоборот:

– Ну а мне не больно, курица довольна!

После этой возни ребята выходили в школу взъерошенные, с расстёгнутыми полами пальто, из-под которых торчали сбившиеся на сторону пионерские галстуки.

– Эй, петухи, приведите себя в порядок, – кричала им вслед Маринка, – не позорьте нашу часть!

Её школа была чуть дальше, и пять минут они ехали одни.

– Зачем он меня мучает? – удивлялась она.

– Девчонки же тебе сказали, влюбился, – улыбаясь, отвечал Гейдар.

– Он же маленький! Я же его на три года старше, – возмущалась Марина.

– Пушкин говорил, что любви все возрасты покорны.

– Ну вот ещё, – надувала Маринка свои и без того пухлые губы, хотя было видно, что эта возня с Мишкой её забавляет.

Ещё была у Мишки любимая дразнилка. Показав на какую-нибудь избушку, которые во множестве встречались по дороге, он спрашивал:

– Мариша, а вот согласилась бы ты жить всю жизнь в такой избушке, если бы рядом с тобой жил, например, Иван-царевич?

– Какой ещё Иван-царевич?

– Ну, богатый такой, в камзоле с шитьём и красивый, как Гейдар, только русский, – отвечал он, невинно глядя на Маришу.

– А что, Гейдар красивый? – спрашивала Маринка, краем глаза уловив запылавшие щёки Гейдара.

– Близняшки говорят, что да. Они в него втюрились!

– А вот и нет, а вот и нет, дурак! – кричали девчонки.

И опять за спиной у Гейдара с Маринкой начиналась возня. Когда сопения и писк стихали, Мишка опять спрашивал:

– Ну, согласилась бы или нет?

– Нет, я в Москве жить хочу, – твёрдо отвечала Маринка, глядя прямо перед собой на дорогу.

– Ну а как же Иван-царевич? – не унимался Мишка.

– Я его себе там найду, – отвечала Мариша.

– А если там одни лешие да домовые живут? Так тебя в болото или в щель какую-нибудь утащат, – не унимался Мишка.

– Не утащат, я сильная, даже тебе, болтун, сейчас шею намылю, дай только из машины выйти.

– Не намылишь, не намылишь, я убегу, не догонишь!

Вот в таких милых глупостях и пролетала за окнами дорога. Однажды, уже в октябре, Мариша села в машину и очень по-деловому спросила у Гейдара:

– Это правда, что ты на фестивале в Москве был?

– Правда.

– И что ты народные танцы умеешь танцевать?

– Могу.

– Почему же ты молчал и ничего не говорил об этом?

– Зачем болтать. Отец сказал?

– Да. Он мне предложил принять участие в концерте, который будет в клубе в честь сороковой годовщины Октября. Сегодня он завклубом команду отдаст. Всех артистов из солдат соберут. Вот и тебя назвал. Я даже удивилась. Ездили, ездили в школу, а я ничего и не знала.

– А зачем тебе это?

– Понимаешь, я просто заболела фестивалем. Мы с мамой специально в Москву раньше поехали, чтобы перед Сочи на фестивале побывать. Мои бабушка с дедушкой на проспекте Мира живут, рядом с нами сцена была, а я ещё на ВДНХ ездила, там было здорово!

– Я там выступал, – не без гордости вставил Гейдар.

– Правда? Слушай, может быть, это я тебя там и видела? Красиво один кавказец лезгинку танцевал.

– Может, и меня, но там многие танцевали. Группы всё время меняли место для выступления.

– Нет, наверное, всё же тебя. Мне сразу показалось, что я тебя где-то видела. Здорово! А тебе понравилось?

– Ещё бы!

– А что больше всего запомнилось?

– Газировка, – улыбнулся Гейдар.

– Какая газировка? – опешила Марина.

– Обыкновенная, с сиропом, которую на ВДНХ продавали. Я всё своё жалование на неё пропил.

– Ты шутишь, что хорошего в этой газировке?

– Мне многое понравилось, но газировка больше всего, – настаивал Гейдар, – у нас её даже в Грозном нет.

– Земной ты человек. Ведь фестиваль был. Мне, например, была ужасно интересна молодёжь со всего мира. Негры, китайцы, индейцы и другие.

– Ой, вы что, и негров видели? – удивился сидевший сзади Мишка.

– Конечно, видели, их полно было.

– А правда, говорят, у них ладошки и ступни ног белые?

– Не знаю, как ступни, а ладошки точно белые. Я с одним негром даже за руку познакомилась. Жалко только, что меня мама быстро от него оттащила.

– И ступни, и ладошки белые, – заверил Гейдар. – Однажды вместе с нами ансамбль из Нигерии рядом выступал. Парни били в барабаны и пританцовывали, а девчонки танцевали, сверкая зубами, белыми ладошками и пятками.

С того дня воспоминания о фестивале на несколько последующих дней вытеснили все другие дорожные разговоры. Даже Мишка переставал задирать Маринку, когда речь заходила о фестивале.

За две недели до праздников начались репетиции концертов. Гейдару на баяне аккомпанировали Игорь и солдат-грузин, умевший выбивать ритм на бубне. Игорь решил показать зрителям сцену из спектакля Островского «Без вины виноватые», где он играл Незнамова, а Мила, жена капитана, – его мать, артистку Кручинину. Этот фильм не раз демонстрировался в солдатском клубе и был не совсем по теме для революционного праздника, но Игорь ничего другого играть не хотел.

– Понимаете, это был мой выпускной спектакль за третий курс училища. Я за него пятёрку получил. Я и слов-то из других пьес не помню. Так что или этот отрывок, или никакой другой.

Когда в хозроте узнали, какой отрывок решил показать худрук, рыжий Генка за всех объяснил такое пристрастие Игоря к Островскому:

– В революционных пьесах не пообнимаешься, а тут он долго будет в обнимку с мамашей сидеть. Это любому дураку понятно, кроме лейтенанта Сомова.

Мариша решила читать отрывок из поэмы Блока «12». На репетициях она выходила на сцену строгая, в чёрном длинном бархатном платье, которое нашла в мамином сундуке. Этот вышедший из моды наряд, во-первых, очень соответствовал Блоку, а во-вторых, великолепно подчёркивал фигуру артистки, из-за чего не только Гейдару, но и остальным сидящим в зале было не до революционной поэмы, а тоже хотелось узнать, можно ли обнять Маринину талию двумя ладонями? Гейдар, получивший законное право любоваться стоящей на сцене Мариной, не пропускал ни одной репетиции, как бы занят ни был. Он не разбирал произносимых ею слов, он видел только это милое лицо с пухлыми губами, которые так хотелось поцеловать, хрупкие плечи, которые хотелось обнять. За тонкую талию так хотелось притянуть к себе девушку и положить на грудь её гордую головку. Когда она после первой репетиции спросила его по дороге в город, кто в поэме Блока идёт «в белом венчике из роз» – матрос или Христос, – он даже не понял, о чём идёт речь. Произносимые ею со сцены слова до него не долетали, он весь всецело был поглощён созерцанием любимого существа. Получив возможность рассматривать её, он совершенно ясно понял, что любовь – это когда только от одного вида любимой ты наполняешься счастьем.