Владимир Козлов - КГБ-рок

– Хорошо, хорошо. Я уйду. Просто объясни, в чем дело? То я был хороший, то уже нет?

– Ты получил, что хотел? Получил. Теперь все, вали отсюда!

Осипович встал с кровати, сделал затяжку. Затушил сигарету о край банки с окурками на подоконнике, бросил окурок в банку.

Кузьмин в синем спортивном костюме сидел у телевизора. По экрану бежали солдаты с автоматами.

Голос за кадром говорил:

– Сегодня британские войска вытеснили аргентинских военных с острова Южная Георгия и получили над ним полный контроль…

– Игорь, иди обедать! – послышался женский голос из кухни.

Кузьмин сунул ноги в стоптанные шлепанцы, встал, прошел на тесную кухню «хрущевки».

На табуретке сидел сын Кузьмина, Вова – мальчик лет десяти. Он ковырял вилкой царапину на столе. Кузьмин сел на соседнюю табуретку.

Его жена, женщина под сорок, полная, с варикозными венами на белых ногах, в синем халате, накладывала из кастрюли в тарелку пельмени.

Она поставила тарелку перед Вовой, потом положила Кузьмину и себе.

– Сане Кутепову еще в том году купили «раскладушку», – сказал Вова.

Кузьмин наклонился, открыл буфет, достал начатую бутылку водки и рюмку.

– Не рано? – спросила жена, втискиваясь на табуретку между батареей и столом.

– Нормально, – сказал Кузьмин, налил полную рюмку. – В свой выходной выпить – дело святое.

– Майонез забыла достать, – сказала жена. – Вова, возьми в холодильнике.

Вова, не вставая с табуретки, дотянулся до ручки холодильника «Ока III», открыл. Вынул двухсотграммовую банку, прикрытую погнутой металлической крышкой с надписью «Провансаль», поставил на стол.

Кузьмин взял банку, выковырял вилкой майонеза на край своей тарелки, взял рюмку.

– Ну, за все хорошее.

Он выпил, поставил рюмку, громко ударив дном о стол.

– Ты так можешь разбить ее, – сказала жена.

– Ну так как насчет «раскладушки»? – спросил мальчик. – Купите?

– Мы ж вроде не планировали в этом году, – сказала жена. – На будущий год…

– И что, мне еще целый год на «Орленке» кататься? У всех пацанов уже «взрослики» или «раскладушки»…

– Ладно, Вова, посмотрим на твое поведение, – сказал Кузьмин, взял бутылку, налил еще рюмку.

– Ну куда ты столько? – спросила жена.

– Это – всё, норма. Больше не буду.

Окно в узкой длинной комнате было завешено плотной коричневой занавеской. В «стенке», кроме книг, стояли телевизор «Рубин Ц-202» и проигрыватель «Вега-115 стерео» с колонками АС-25.

Юрченко подошел к проигрывателю, достал из конверта пластинку, положил на резиновый коврик, подвел тонарм, нажал на рычажок. Тонарм опустился на пластинку.

Из колонок послышалось шипение, потом зазвучал саксофон. Юрченко накрыл «вертушку» прозрачной пластмассовой крышкой, положил на нее конверт.

На конверте, над портретом на черном фоне, оранжевыми буквами было написано“ Duke Ellington”, ниже – синими “Blues in Orbit”.

К саксофону добавились ударные и рояль.

Юрченко подошел к дивану, сел. Взял со столика бутылку коньяка с пятью красными звездами на желтой этикетке, налил в бокал на низкой ножке. Подержал его, обхватив пальцами, сделал глоток, поставил на столик. Открыл книгу в белой суперобложке с красными буквами «Поль Элюар», стал читать, шевеля губами.

Зазвонил телефон на столике у дивана.

Юрченко отложил книгу в сторону, снял трубку, сказал:

– Алло?

– Привет, папа, – сказала в трубке Оля.

– Привет, дочь. Рад слышать. Почему так редко звонишь?

– Да все как-то не получалось…

– Как твои дела?

– Обычно.

– Учеба?

– Тоже обычно. Как ты?

– Да тоже, в сущности, обычно.

– Папа, я хотела поговорить с тобой об одном деле. И желательно не по телефону.

– Мне не нравится эта тенденция: звонить только тогда, когда у тебя есть дело…

– Ну, извини…

– Ладно, ничего страшного. Конечно, давай увидимся. Может, завтра?

– Нет, завтра не получится. И это не очень срочно… Я позвоню.

В трубке послышалось:

– Абортное отделение – на обед!

– Ты откуда звонишь? – спросил Юрченко.

– Мне надо идти. Все, пока, целую.

– Целую.

Юрченко положил трубку, одним глотком допил коньяк, поставил бокал на стол, посмотрел перед собой. Взял бутылку, налил полный бокал.

В большой комнате сидели человек пятнадцать – на диване, на стульях, на кухонных табуретках.

У окна стоял письменный стол из темного полированного дерева, вдоль стен – книжные полки.

– В том, что акция удалась, сомнений нет, наверно, ни у кого, – сказал Андрей. – Вопрос теперь в том, куда двигаться дальше. «Пушкой» мы задали определенную планку. Хотелось бы ее теперь повышать, а не понижать.

– Мы реально можем расшатывать систему, – сказал Влад. – Она надоела абсолютно всем, ее ненавидит подавляющее большинство людей – по крайней мере, те, кто способен хоть как-то критически мыслить. Партийная номенклатура, а тем более комсомольская – все против. И сейчас, учитывая состояние Брежнева, очень хороший момент, чтобы ее обрушить.

– Владик, я тебя слушаю и слегка офигеваю, – сказал парень с длинными волосами и веревочкой вокруг головы. – Ты что, серьезно думаешь, что мы можем обрушить систему?

– Серега, не считай меня дураком. Система обрушится изнутри. Ее разрушат сами коммунисты и комсомольцы. Но им нужны сигналы, и чем больше их будет – тем лучше. Мы им можем такие сигналы дать. Вернее, один сигнал уже дали – на «Пушке». Сейчас надо сделать следующий. Только от фашистской темы, по-моему, пора уходить. Один раз сработало – и все. И, кроме того, так проще путать следы. Они будут искать фашистов, а мы в следующий раз, например, выйдем маоистами или кем-нибудь еще…

– Но место должно быть другим, более козырным, – сказал круглолицый светловолосый парень. – Например, Красная площадь. «Пушка» – это центр, но не так ярко и смело. А вот на Красной площади, прямо у мавзолея – вот это было бы нечто.

– Ты понимаешь, что это – гораздо более серьезный риск? – спросил Сергей. – Одно дело – «Пушка», другое – Красная площадь. Вспомни, что сделали с диссидентами, которые попытались там выступить.

– А мы что, собрались в игрушки играть? – выкрикнул парень в джинсовом костюме, сидящий в углу дивана. – Делать только то, что безопасно? Если давать говна, то уж по полной программе, или нет? Если будет чисто клоунада, то мне это неинтересно.

– Успокойся, Филя, – сказал Андрей. – Все у нас серьезно. И дальше будет еще серьезнее.

В углу большой комнаты стоял большой черный рояль Bluthner, рядом с ним, на тумбе – кинопроектор. На противоположной стене висела простыня.

– А что, еще и кино будут показывать? – спросила Лиза у Стаса.

– Да, потом будет кино. Чувак один снял – подпольный режиссер.