Борис Вельберг - Сосново

…но стоило Глебу приболеть… или под каким другим предлогом манкировать коробковской компанией более недели… как в дверь раздавался звонок… далее начинали скрипеть и стонать коммунальные шифоньеры и секретеры, потревоженные впотьмах в узком коммунальном коридоре могутными Юркиными плечами… слышался раскатистый боцманский бас Коробкова… распоряжавшегося соседками и учившего их уму-разуму… распахивалась дверь… и Сам , с кульками и бутылкой, в расстёгнутой барской шубе-выворотке… ступал внутрь, больше́я своей мощной тушей… и, почти что раздвигая собою дверной косяк… кульки на стол водружал и доминировал темой разговора:

…далее начиналась заварка травяных чаёв с мёдом, выпивка, закуска… рассказы, воспоминания… общий балдёж на весь вечер с анекдотами, исповедями, сплетнями, клятвами, зароками на будущее… с обязательным просмотром Глебовых эскизов… при этом Юрка лишь изредка хмыкал и тыкал в отдельные сомнительные места композиций, но никогда не ругал… всё это завершалось вынужденным скоропостижным выздоровлением Глеба и хоровым исполнением отдельных куплетов народных песен.

…далее следовал сумбурный полуночный отъезд Юрки с долгими прощаниями и возвратами с дороги:

…………

…не получится пойти сегодня к Коробкову… а завтра ж, бля, пятница!.. как же ты, тоскливый лапоть, сразу не урюхал?.. шопла на дачу гоношилась… в Сосново… Натали надо туда затащить… и многократно трахнуть под баян… чтоб иннокентия утешить… а может, всё-таки попробовать сегодня в мастерскую?

…Глеб на кухню к мойдодыру выкатился… харю ополоснуть… и чайник себе сварить… шорох вроде там прошёл… или померещилось ему от социального одичания?.. похоже, вода струйкой из крана течёт… ан нет – это Софья Львовна сама с собой разговаривает… она, когда одна, всё время что-то шепчет… еврейка, но как-то по-русски круглолицая.

…год назад Глеба просила жалобу написать… что один мужик на работе её жидовкой обзывает… бумагу дала, где было несколько её начальных попыток выразить свои чувства… с орфографическими ошибками и округлыми буквами, выведенными как в детском букваре… написал, конечно… она некоторые слова повторить просила, чтоб лучше запомнить.

…стоит себе… варит похлёбку и шепчет… в мире ином.

– …как дела, Софья Львовна?

…смутилась, словно её за чем-то стыдным поймали… взор опустила… напевно своё стеснительное «хорошо» сказала… и, прихрамывая, заковыляла крабиком из кухни.

…бормочет, потому что поговорить не с кем… совсем одна… давно одна… видишь, так тоже можно жить… старой, хромой и одинокой… в мире, где всё для неё трудно… а ты, сука, незнамо о чём вечно ноешь.

…матери позвонить надо… матери… единственный человек, который тебя беззаветно любит… что б ты ни выкинул… чуть ли не месяц ей не звонил.

…сосед Витя на кухень выплыл… вечный киряла и бывший матрос торгового флота… косая сажень в любом измерении… они с Глебом сошлись однажды… спелись… и теперь бухарили вместе время от времени… в те чёрные дни, когда идти никуда не хотелось.

– …радиво, бля, сломалось, и никому дела нет… мне одному, что ль, надо?

– …Вить… голубь… да я радио последний раз в третьем классе слушал… «Вести из леса».

– …ну ты ж художник… ясно, что не как люди… а остальные что?.. полная квартира народу… я один тут шумлю… ремонт на лестнице делали… проводку, гады, порвали… и никто не знает где!

– …а чё ты там слушаешь по радио?

– …да утром… музыку… и вооще… ну, чтоб веселей.

…жена его, бля, пилит смертным боем… вот он радио и слушает… тоже выход в небесные сферы… все находят отдушины, закутки и вентили… и как-то устраиваются… все… кроме тебя.

…на этот раз у Коробкова в мастерской досужий люд был озабочен пропажей приблудной кошки… её однажды принёс и забыл один из неопознанных коробковских прихожан… с этой кошкой дружили и шутили… ей рассказывали душевные тайны и объяснялись в любви… подливали водку в молоко… рисовали на ней охрой полосы, пытаясь сделать тигра… подвязывали вымя на шнурках… приклеивали бумажные шляпки и лифчики… приматывали резинкой колбаску на хвостик… который она потом безуспешно ловила… про неё рассказывали анекдоты и мистические истории.

…и вдруг она прямо-таки растворилась посреди петербуржской полярной ночи… ушла в пейзаж… или – согласно Коробкову – замазалась .

– …что кошка… я как-то по весне начал деревенскую хренотень с поленницей писать… с лошадью там… и дровнями… но увлёкся, бля, кустами… стал их укрупнять… через три дня глядю – лошадь пропала, – гундосил Коробков, приподымаясь над проблемой и демонстрируя независимость от преобладающих эмоций.

…несмотря на наличие прочих знаменательных событий, все дружно забеспокоились и принялись состязаться в предсказании кошкиной судьбы… начали припоминать, что на той неделе кто-то в качестве еды принёс в мастерскую якобы кролика… который не очень-то был похож на кролика… даты не совпадали… но легенда, что кошку по пьяни съели, стала обрастать плотью.

…у Коробкова собиралась самая разникудышная шопла… с недавних пор сюда начали таскаться такие рукосуи, которых в кино даже с билетами не пускали… пока спустя некоторое время с момента их появления Юрка не отметил отвлечённым умом, что они пиздят не только то, что плохо лежит… а вообще всё, что лежит, висит, стоит, ходит, размазано по полу, прибито, упомянуто всуе, оставлено на потом и помыслено в сердцах… вне зависимости от ценности.