Эдуард Вайнштейн - Записки практикующего христианина. Письма 2005—2008 гг. к братьям и сестрам во Христе

Очень сочувствую тебе по поводу неполучения денег. На твоём месте я каждый день подходил бы к начальству и спокойным, доброжелательным тоном интересовался, когда можно ожидать деньги, «а то уже трудно очень». Главное, без претензии, с искренней, но доброй жалобой. Каждый день. Ни тоном, ни взглядом не выражая раздражения. Это тот максимум, который от тебя зависит. На исходе третьего месяца невыплаты зарплаты, я думаю, нужно искать уже другую работу.

Господь не оставит без средств к существованию, но может смирить. На работе нас нет, потому и вытирают о нас ножки. И это нормально, это напоминает нам, что мы не в Раю, и лишний раз устремляет нас туда. Не надо ни на кого обижаться, а надо сокрушаться. И может быть, со временем, пространство вокруг нас просветлеет. Когда-то очень давно я спрашивал у Батюшки, что надо сделать, чтобы вырваться из тьмы. А он сказал хорошо тебе ныне известные слова: «Надо быть добрым. Всегда: на работе, дома, в трамвае…» Попробуй осуществить это на деле, и ты узнаешь, что такое смирение, сокрушение, многие слёзы и самоотверженная любовь. Да, думаю, уже узнаёшь.

Что толку, что мы с тобой такие большие, вроде бы сильные, волевые и решительные, можем врезать кому хочешь, а живём не в Раю? Вся наша «сила» – всё только суета сует и томление духа. А смирись перед этими нехорошими дядями – сразу к Раю ближе станешь, и это почувствуешь. И, может быть, дадут денежку. Так мне кажется. Мне вот, брат N., на работе приходится смиряться перед 20-летними девушками. Включат Диму Билана, начнут ему подпевать в полный голос, да ещё станцуют, чуть ли не в спину тебя толкая, а ты сидишь, вроде как пустое место, ничего не замечаешь, а уходя, ещё «до свидания» говоришь, а на следующее утро им – «здравствуйте», и всё таким тихим, ровным, доброжелательным тоном… А вот новые власти посадили вместо секретаря на телефон, целый день с 10 до 19 отвечаешь: «Издательский дом Родионова, здравствуйте», и будь добр, переключай звонки, да ещё должен знать, куда, а что-то и сам отвечаешь, что про «Крестьянку». Спрашивают: «А вы кто?» Отвечаешь: «Секретарь». А ещё и свою работу делать надо. А звонки сыплются, иной раз, просто без остановки. И даст Бог, денежку заплатят.

Я тебе не пишу, что могу тебе дать деньги. Я не батюшка Николай. У меня тоже весьма много проблем, в том числе и материальных, и свои детки малые. Но если, брат N., станет тебе, такому большому и сильному, совсем туго, и твой родной брат откажет тебе в помощи, обращайся, сколько сможем, от своей худости, тебе поможем. Уж 60 рублей найдём. А может, и побольше. Если есть у человека доброе, благодарное сердце, такому человеку не жалко помочь.

Видишь, как круто Господь смиряет, даже через меня убогого? А ты себя не спрашивал – может, ты этого заслужил? Может, людей обижал? Ты говоришь «воин», но и воинам нехорошо обижать людей.

Осень – исключительно трудное время. Когда человек один, ещё ничего, а по семье это время сильно бьёт. Вообще, когда один, ничего не чувствуешь и от всего защищён. А когда рядом любимый человек и детки, ты со всех сторон уязвим становишься.

С папой, 2005—6гг.

Мой папа крестился осенью 2001 года, и уже исповедовался раза три, и причащался в Великий Четверг. Он за этим ездит раз в год, в этот самый день, с нашей подачи. Чаще не может. Но и это лучше, чем ничего. А вот братья его, мои дяди Эдик и Боря, очень далеки. У них вышло как: папа мой внешне сильно похож на мать, Марию Михайловну Файбич, добрую белорусскую женщину, с типом внешности Батюшкиной супруги. Он был её любимый сын. Отец его, мой дед, погиб в 1944 году, а видел папа его последний раз в 41-м, когда ему было 4 года. Из мужчин, более дружен папа был с братьями матери и с двоюродным братом, дядей Олегом Родошкевичем, на десять лет старшим папы. Всё это белорусы. И вот это начало вошло в папу очень глубоко и крепко. Между прочим, по внутреннему своему устроению, мой папа очень похож на Высоцкого, которого он очень любит. Давно хотел у Батюшки спросить, как он к Высоцкому относится. Мне кажется, что несмотря на сумрачность его творчества, русское начало в нём явно присутствует, и даже чувство святыни Высоцкому знакомо. А с другой стороны – «нет, и в церкви всё не так, всё не так, как надо». <���Герой небытия.> Дяди же больше похожи на своего отца, моего деда, и его мать, имя которой даже не дошло до нас, и их тянет к еврейскому корню, но и русское начало они ощущают, даже Православие доступно их восприятию, но недоступно для благоговейного почитания. Заходят в храм, молятся, ставят свечки – и всё. Сами себе вожди и пастыри. Но ты должен знать, что всех их я люблю и о каждом из них моя душа болит, и мне их очень жаль. Они безблагодатные страдальцы. И очень хочется, чтобы они узнали благодать. Ты их не суди строго, тем более заочно.

Твой папа хороший человек, будь снисходительнее к нему. Делись своим опытом, это единственное, что ты по-настоящему можешь. И через свою любовь к тебе твой отец действительно может выйти и к Богу. Любовь – это главное, ключ, тайна. Помнишь, как у Башлачёва: «И каждая цель ближайшей войны смеётся и ждёт, ждёт любви». Эти слова мне о многом говорят.

Ты сам помогай N., у неё других помощников нет. И с тем, чтобы потихоньку, медленно, но верно, очень осторожно с твоей стороны, она училась справляться со всем сама. Очень трудно в быту, в будничной серости быть мягким, нежным, великодушным, долготерпеливым. Но если ты вспомнишь, что все мы смертны, что любимый человек сегодня с тобой рядом, а завтра уже нет его на земле, или, не дай Бог, тело здесь, а душа неузнаваемо исказилась под воздействием невидимых, но реальных сил, и ты ничем не можешь помочь, вот если это вспомнишь, и представишь вечность, которая вас ожидает, вечность любви или ненависти, ты сможешь научиться нежности, мягкости, долготерпению и великодушию.

Царь-Мученик Николай Александрович