Таня Сербиянова - Познание французского. Нюансы освоения

А Жанка, она ведь еще и старший преподаватель кафедры французского языка, временно исполняющая обязанности заведующего кафедры, чего мы конечно, не знали, и куда мы, девчонки из разных областей и краев, стремились попасть еще с детства.

Вот и я такая же, приехала и сдавала экзамены. Но… Одни набрали достаточно баллов и были зачислены, а другие, такие как я, стояли сейчас перед дверью кафедры и переживали. При этом – одни уже с радостью, а другие – как я, с волнением и необъяснимой к себе жалостью…

Потому, когда вызывают меня, то вошла и молча стою, ожидая неминуемого приговора…

– Ну и что же будем с тобой делать? – спрашивала Жаннет, поднимая на меня свои серые и безжалостные, но довольно выразительные глаза.

– Не знаю… – мямлю жалостливо.

Жаннет еще раз листает и листает мое тонюсенькое дело – абитуриентки Красивой Светланы Алексеевной, такого-то года рождение, уроженки такой-то деревни и области…

– Это сколько же тебе, красивая? – снова спрашивает, как бы вкладывая в мою фамилию двойной смысл, что мол, ты такая красивая или такая фамилия – Красивая, отрываясь от бумаг и еще раз всю окидывая оценивающим взглядом.

– Восемнадцать… все так же безвольно мямлю, с дрожью в голосе. – Восемнадцать было в мае… – а потом, собравшись с духом, добавляю:

– Перед самым поступлением и окончанием школы… вот, – почему-то добавляю это свое провинциальное – «вот».

Дальше она переходит на французский зык, и хоть не все понимаю, о чем она меня спрашивает, но все равно, неожиданно смело и ясно, да еще с хорошим прононсом в ответ ей:

– Ви! Ви! – что на французском языке означает – да, да! мол, согласная.

А что – да? Тоже мне профессор, стоишь и дакаешь! Раньше надо было свое умение показывать, а теперь-то что?

Злюсь на себя, потому что не все улавливаю из ее быстрых и молниеносных вопросов, которыми она просто засыпает меня на прекрасном французском. У меня даже и это чувствую, раскраснелось от напряжения и переживаний лицо, и я после ее вопроса о родителях, как выдала, чему научила мама, с перепуга видно так все у меня вышло складно…

– Ну, что? – спрашивают, как только выхожу за дверь, сразу же несколько таких же, как и я девчонок с неопределенной судьбой, – Что она сказала? Приняла?

– Сказала, что буду до первой сессии вольнооперде… – запнулась смущенно, от того что мы, как дурочки баловались между собой перед этим и шутили, а я неоднократно повторяя, коверкала это слово, как мы – играясь, потому невольно выпалила, но тут, же поправилась, – вольноопределяющийся…

– А… – тянут одни разочарованно, а другие, с усмешкой и гадко унижающе, – вольнооперделяющийся… слышу с издевкой.

Я хочу их поправить, как вспомнила, что она мне напоследок, перед самым выходом из кабинета передала, чтобы я позвала следующую и я, поднимая смущенное лицо, говорю, почему-то глядя в глаза, одной из взволнованных девочек:

– Мадмуазель Тенардье! Тенардье, следующая должна зайти.

– Я? – переспрашивает та, на которую невольно уставилась, а она среди всех выделялась.

– А ты мадмуазель, Тенардье?

– Да она, она! Пропустите, мадмуазель.… Вот еще что придумала Жанка? Ей, видите ли, мало нас унизить отказом, так еще и с издевкой, мол, мадмуазели мы все для нее, мадмуазели, как будто мы самые настоящие… Недаром о ней все…

Дверь приоткрывается, и я слышу, как Жаннетт громко:

– Мадмуазель Тенардье! Тенардье, я сказала!

– Я Тенардье, я! – сказала очередная жертва или избранница? И расталкивая, исчезает за дверью…

Потом все просто невероятно!

После меня и Тенардье Жанка никого не приглашает, сидит там одна, молчит за дверью, а мы все топчемся, не решаясь заглянуть и спросить. Ведь мы так переживаем! Как же она об этом не знает…

И только одна из девчонок, кто была такая грубая и довольно высокая, которую сразу же все почему-то прозвали Малышкой, взялась за ручку двери, оттесняя нас в сторону, да громко так, никого не стесняясь.

– А я так трястись не могу! Все, девки! Благословите, иду за приговором, – и потянула дверь на себя… Но тут же из-за двери слышим голос Жаннет…

– Нет! Никого больше! Все свободны. А Тенардье и Красивая – зайдите! – громко и четко, как обрезала, жестко и неумолимо отчеканила.

– А я? – громко, все та же – высокая Малышка.

– Нет! Никого больше! Все остальные свободны!

И у меня, как только слышу неумолимый приговор остальным, сердце заходится от переживаний и волнения, да неожиданной радости и надежды за то, что я не разделила их судьбу, и проскочила… И я, теперь сама уже, отталкивая, и отрывая руку высокой девушки от двери.

– Нам можно? – спрашиваю с волнением и подобострастием, заглядывая в дверь.

– Да, заходите и дверь за собой плотнее прикройте…

Потом стоим и слушаем от Жаннет такие слова…

И не сразу доходит до меня, что мы все еще имеем шанс учиться в университете, что я и Тенардье, мы словно избранные. Остальных отвадили, они не прошли по конкурсу, а мы те, кто хоть и недобрали баллов, и их не хватило на зачисление, но мы остались. Нас зачислили условно и Жаннет об этом нам растолковывала.

– Вы теперь будете со всеми ходить на лекции и так – до первой сессии. А там экзамены будете сдавать со всем потоком. И если сдадите на хорошо и отлично, то мы вас зачислим, а дальше уже так и продолжите учебу со всеми остальными. Главное – это хорошо учиться и сдать экзамены…

Я стою, страшно волнуюсь, лицо пылает! Неужели все-таки я попаду в университет, неужели все-таки поступаю? Нет, не поступаю, пока что условно зачислена!

И не все мне понятно, тем более, очень смущает эта ее фраза об условном зачислении. И потому в голове все крутятся и крутятся ее непривычные слова: «условно зачислена, условно»…

– А почему условно? – вдруг неожиданно спрашивает Тенардье, – почему, не сразу нас зачислить? Мы что, не проходим по конкурсу? Мы же ведь так старались и потом, вы же все-таки выбрали нас…

– Да, по конкурсу вы не проходите, а вот я имею такое право, по результатам личного собеседования, потому и зачисляю условно, до результатов первой сессии. Обычно, сразу же, из вновь поступивших не все сдают первых экзаменов сессии, и мы вместо них зачисляем других – из резерва. Так что…

– Так мы студентки или… – все уточняет девушка.

– Ну, почти… – добавляет Жаннет.

А потом, чтобы мы больше ей не докучали…

– А теперь идите в канцелярию и получите справки, я им позвоню. С ними вы будете ходить до самого зачисления. А вот уже потом, после сессии… Ну, что непонятно? Что?

– Понятно! – это я с радостью и толкаю перед собой Тенардье к выходу. А потом, обернувшись и желая горячо отблагодарить…

– Спасибо вам! Ей-богу, большое спасибо! Я уже и не думала!