Таня Сербиянова - Познание французского. Нюансы освоения

– Потом будешь благодарить! Потом! Главное – учитесь и сдайте хорошо первую сессию. Все! Идите уже!

Быстро разворачиваюсь и натыкаюсь на Тенардье, которая, как мне показалось, не очень-то довольная и делает все медленно и тянет что-то. Мы с ней затолклись перед дверью, и я уже, открывая дверь, слышу:

– Да и вот еще что! Из общежития вам надо выбираться, вы должны выехать. Выехать придется. У вас хоть есть место, где остановиться?

Я оборачиваюсь и растерянно отрицательно мотаю головой, мол, нет никакого места.

– Так… – снова для нас тревожно тянет Жаннет, – а, знаете что?

Мы с надеждой обращаем к ней наши тревожные взгляды.

– Идите и забирайте свои вещи и через час… – смотрит на настенные и большие часы, – нет, часиков в пять вечера… Да! В пять, напротив, в кафе, вон видите… Вот туда и придете с вещами. Подождете меня, и я вас отвезу на квартиру к моей хорошей знакомой. Там пока будете жить. Понятно?

– Понятно! Спасибо, большое спасибо… – и мы задом, как раки за дверь…

– Уф! Ну, что я говорила, Жаночка хорошая, хорошая! Ух, какая же она хорошая! Нет, честное слово, она хорошенькая!

– Не то слово, она умничка! И я ее расцелую в следующий раз! Ей-богу расцелую! – вторит мне Тенардье.

И уже отходя от опустевшей двери, я громко говорю и, надеюсь, что та, кто осталась за дверью и решала нашу судьбу все же услышала.

– Ну, какая же она умничка! прелесть, а не женщина! Прелесть и такая красивая, настоящая Жанна Д Арк…

Но тут с нами поравнялась какая-то накрашенная девка и, видимо – старшекурсница…

– Ты это о ком, о Дырке, что ли? – спросила небрежно и грубо, даже не останавливаясь…

– Ну, да! А что? Я о ней говорю, что Жаннет хорошая и потом она…

Но девка не дает мне даже договорить и вдруг громко, с матюгом, не стесняясь, под самой ее дверью.

– Да глядь, она и сука хорошая! Хорошая – это пока вы к ней не попали в коготки! Поняли, дуры?

Мы опешили!

О чем это она? Неужели же о такой доброй женщине? И тут же я, защищая и как бы отдавая ей должное:

– Наверняка ты что-то путаешь! Жаннет – классная! Классная она, поняла?

И даже не стала выслушивать ее возражения до конца, повернулась и, увлекая за собой Тенардье, пошла.

– Идем, Тенардье! Кстати, что это я все: Тенардье и Тенардье… А зовут-то тебя как?

И то, что слышу, меня заставляет невольно остановить ее и еще раз на нее глянуть как-то по особому.

– Кто это тебя так назвал, неужели же мать? – спрашиваю.

– Мама, – отвечает спокойно так и говорит о себе дальше, а я ее все переспрашиваю.

– Ей что, делать было нечего и так свою дочь назвать? Как ты сказала? Как? Матильда? Первый раз такое имя слышу у русской девочки… А ты и не русская, а кто же тогда? Как это наполовину француженка?

И пока мы с ней спускаемся по лестнице и идем в общежитие, я успеваю от нее узнать, что не все девочки у нас рождались русскими, и что матери наши, они тоже хороши были! Гуляли! Гуляли, а некоторые с французами, что к нам приезжали и помогали строить заводы и фабрики. Потому и такие русско-французские дети рождались от такой взаимопомощи.

– Это надо же, так своего ребенка мать назвала – Матильда? А как еще тебя можно назвать?

– Да по-всякому: можно Мотя, Матя…

– Ну а мама как?

– Мама?

– Да, мама твоя, как тебя?

– Не знаю…

– Как это?

– Да вот так, только ее фотография… сказала и стала вытаскивать из бумажника фотографию своей мамочки… На фото красивая и счастливая пара – молодая женщина в обнимку с ним…

– А это твой папка? Похожа ты на него…

– Правда? А мне, все, казалось, что я больше на маму похожая…

– Да! Похожа ты на них обоих, очень даже похожая…

А сама думаю, пока иду следом за ней и прихожу в себя от увиденного… Ну, да, похожая? Мама белая, а папа черный, а дочка…

Да, чуть не забыла об этом сказать вам! Матильда-то смуглая, мулатка она! Ну, такая, не шибко черная и кожа у нее не такая как у нас, но и не такая, как у эфиопки какой-то, а скорее, сильно загорелая, чем черная. И потом, у нее такие волосы пышной и густой копной все в мелких завитушках. Так что я оказалась условно зачислена вместе с какой-то мулаткой, условно русской и еще в придачу – Матильдой. Вот ведь как бывает. А вы говорите – негры. Не знаю, как там негритянки, а вот мулатки – красивые! Да еще с такими именами волшебными, словно из сказки – Матильды!

И пока девочки, разговаривая между собой, отходили от двери, Жаннет прислушивалась, а потом.…

Нет, ей, конечно же, приятно было поначалу услышать о себе такие лестные отзывы, но что потом она услышала?

Какая же это паршивка встряла? Кто это? И она, повинуясь врожденному женскому любопытству и чувству оскорбленного достоинства, поднялась, подошла к двери и выглянула. Увидела спины двух уходящих девочек, которые только что ей были так благодарны, а перед ними, не очень-то уверенно, но различила спину ее… Но чья же это? Маринки, Светки.… Неужели же это… Боже! Точно, ведь. И походка очень на нее похожая. Вот же паршивка!

А та, на кого она смотрела, взяла и обернулась! Жаннет тут же шмыгнула назад за дверь.

Увидела или не увидела? Интересно, она меня заметила или…

Жаннет снова села за стол и впала в задумчивость. А ведь было ей отчего задуматься. Еще бы? Эта паршивка не хотела ничего даже слушать и все требовала, и требовала от нее денег.

– Где бабки? Я тебя спрашиваю?

– Понимаешь, у меня возросли затраты, – оправдывалась Жаннет, – мне надо срочно ремонт закончить и как только снова начнем работать, то я тебе все до копеечки верну. Подожди немного… Ну ты, понимаешь?

– Ничего мне мозги компостировать! Нашла дурочку! Где мои бабки? Я заработала?

– Заработала, заработала, но и ты войди в мое положение… И я, как только, так я сразу же все до копеечки…

– Засунь свои копеечки, знаешь, куда, в свою… копилочку, поняла! А мне отдавай мои бабки! Последний раз тебе говорю!

– Ты, что же, мне угрожаешь?

– А хотя бы… Так и знай, через три дня у тебя начнутся неприятности. Я знаю, куда надо обратиться, – произносила паршивка, уходя, и так саданула дверью, что чуть стекла не вылетели в кабинете на кафедре.

– Ну, дрянь! Ты об этом еще пожалеешь, – в сердцах проговорила Жаннет.

Но жалея, до сих пор не стала ее доставать, решила с ней разойтись – по мирному. И вот сейчас пожалела, что смалодушничала, так как паршивка портила все ее планы. И потом, что она себе позволяет при посторонних? Тем более – после такого с ее стороны благородного шага в отношении этих прехорошеньких и осиротевших девочек… Одной из них провинциалки, но красивой русской девки, а второй-мулатке, и, тоже ведь очень красивой! Не удержалась, сиротство и девичья красота для нее большая слабость и вот она поддалась искушению и этих двух неудачниц приняла, сверх всех мест и набора.