Ксения Рормозер - Проза

Братья ухмыльнулись, посмотрев на них, и отправились в погреб за бутылочкой вина. Ровно через полтора часа в дверь постучал обещанный гость. Ирма встретила и проводила его в гостиную. Там она представила ему своих друзей: – Знакомься Мориц, это Генрих, а это Альберт, это Франц, а это Анна их сестра, я – Ирма, а вот моя сестра Констанция. Тётя Эмма просит её извинить, она поприветствует тебя завтра, за завтраком, – резюмировала Ирма.

Мориц всем пожал руки с серьёзным видом, а потом посмотрел на Ирму и вдруг улыбнулся. Она улыбнулась ему в ответ. Франц поднял бровь, увидев их улыбки.

– Давайте-ка ужинать, – предложил Альберт, потирая руки.

И все расселись за столом. Гость молча выпил предложенный ему чай и с удовольствием съел кусок пирога. Альберт разлил вино по бокалам, и все выпили вина.

Пока братья были в погребе, они заранее решили, что не хотят близко знакомиться с альпинистом. Девушки, чувствуя это, вели себя сдержано с гостем. Мориц довольно скоро заметил возникшую между братьями и сестрами неловкость из-за своего приезда. И, как только допил чай, встал из-за стола, поблагодарил хозяев за угощение, и ушёл в свою комнату. Когда за гостем захлопнулась дверь, Франц медленно поднялся из-за стола и подошёл к Ирме. Он встал сзади, и театрально возложив свои руки на спинку её стула, спросил монотонным голосом: – Он улыбнулся тебе, Ирма! Почему он улыбнулся только тебе и больше никому из нас?

– А я его знаю, – сказала Ирма, посмотрев на всех, – Мы вместе были на соревнованиях по любительскому альпинизму на первом курсе. Мориц был среди тех, кто выиграл, а я оказалась в команде проигравших. И тогда я решила, что альпинизм создан не для меня, – ответила она, не оборачиваясь к Францу.

Франц вдруг сжался весь как пружина и, подпрыгнув к Генриху, сказал скороговоркой: – Наш пострел везде поспел, – потом он хлопнул Генриха по плечу, и отправился спать.

Утром, перед самым завтраком, братья и сёстры, с громкими воплями, перегоняя друг друга, побежали на речку купаться. Вернувшись, они увидели, что тётя Эмма и её драгоценный альпинист уже заканчивают трапезу.

– Как водичка? – спросил Мориц у Ирмы.

– Хорошая вода. Можем после завтрака повторить заплыв, – ответила Ирма и посмотрела на Констанц.

– Можем, а почему бы и нет! – великодушно ответила Констанция.

Братья тут же за завтраком решили уйти в гараж, чтобы починить мотоциклы.

– Вот как. Ну, тогда я тоже медленно пойду на речку, – сказала тётя Эмма, – Ну не сидеть же мне в гараже?! – улыбнулась она, – Я ведь совершенно ничего не понимаю в мотоциклах, дорогие мои; – подмигнула она Анхен, – Только прошу вас взять для меня с террасы шезлонг. Если вас не затруднит, Мориц, можно поручить это вам?

– Пожалуйста, с удовольствием, – откликнулся Мориц.

Пока тётя переодевалась для променада на реку, Мориц помогал Констанц убирать посуду со стола. Когда он передавал ей последний поднос с чашками, она, машинально положила свои руки на его и они, замерев на одно мгновение, внимательно посмотрели друг другу в глаза. Констанц отдёрнула руки, забыв про поднос, и чашки полетели на пол. Мориц мгновенно наклонился, чтобы подмести осколки, а Констанция стояла и смотрела, как он внимательно собрал всё до последнего стёклышка на совок и высыпал мусор в ведро. Потом он пошёл за шезлонгом для тёти Эммы на террасу, и все вышли из дому, чтобы идти на речку.

Мориц нёс шезлонг так легко, словно это было пёрышко. Сёстры шли сзади и любовались его атлетической фигурой. Анхен предпочла медленно идти с тётей Эммой и слушать её бесконечные воспоминания о молодости, чем наблюдать за тем, как Мориц, словно Ахилес перед Троей, выпендривается перед Ирмой и Констанц.

Компания решила пробыть на реке до обеда. Мориц несколько раз переплыл реку и загорал на песке в центре пляжа, надвинув шляпу на глаза. Девушки расположились загорать поближе к тёте. Тётя Эмма, не умолкая, рассказывала им о таком же упоительном августовском лете, когда ей было столько же, или может быть немного меньше лет «…чем вам, мои дорогие»: – Помню, как на наш пляж, однажды пришли купаться дачники, и среди них пришёл морской капитан, молодой, статный, ну вылитый Мориц. Он сразу же обратил внимание на мою шляпку, как это он сказал, (а он, конечно же, сказал комплимент, я не сомневаюсь в этом), «Ваша шляпка, мэдхен, будет моим маяком! Если я заплыву слишком далеко от берега, то ориентируясь на вашу шляпку, я всегда найду дорогу домой!». Да, так, именно так он и сказал и прыгнул в воду…

Вечером все собрались на ужин. И сразу после ужина братья пошли проводить тётушку на поезд. Когда они вернулись со станции, все уже спали. Альберт и Франц ушли в дом сразу, а Генрих присел на ступеньках крыльца, полюбоваться ночным небом. Он думал о том, что весь этот год ни разу не видел звёздное небо над своей головой. Всё время он был чем-то занят и его глаза смотрели куда угодно, но только не на небо. Он был рад, что остановился и наконец-то посмотрел вверх. Генрих смотрел и смотрел, словно впитывал в себя мерцающий свет. И даже увидел, как упало несколько звёздочек, словно кто-то чиркнул спичкой по вечному пространству. Подул ночной ветерок, Генриху стало зябко, и он ушёл спать.

Братья упорно продолжали избегать общения с альпинистом, ссылаясь на то, что мотоциклы якобы надо починить к возвращению отца. Сёстрам пришлось развлекать гостя на своё усмотрение. Они провели ему экскурсию по ферме, сходили с ним в лес и вместе покатались в поле на лошадях. Каждое утро они сопровождали его на реку, но быстро искупавшись, возвращались домой, чтобы готовить еду на обед и ужин. А когда альпинист собрался уезжать, Ирма и Констанц пошли провожать его на поезд. Мориц пожал руку Констанц и поцеловал руку Ирме: – Вы были так добры ко мне, Ирма, – сказал он, – Спасибо Вам! – с этими словами он вошёл в вагон и поезд поехал.

– «Вы были так доблы ко мне Илма», – передразнила гостя Констанц и схватила руку сестры, чтобы поцеловать, но Ирма отдёрнула руку и сказала ей: – Фи, что за глупости!

Вернувшись, они обнаружили братьев и Анхен в гостиной. На столе было разложено Лото. Девушки кивнули игрокам и прошли мимо них в свои комнаты. Но перед тем как закрыть свою дверь, Ирма услышала ясный и чёткий шёпот Генриха: – Вы были так добры ко мне Ирма… И братья расхохотались. Ирма громко хлопнула дверью и села на кровать. По её щекам текли слёзы.

Август закончился как-то скомкано из-за приезда альпиниста. Сёстры были обижены на братьев за то, что им пришлось одним нянчиться с гостем. И, чтобы хоть как-то возместить себе моральный ущерб, они заставили братьев покатать их на мотоциклах, прямо в день отъезда. Те долго отнекивались, но, в конце концов, покатали. Ирма села на мотоцикл вместе с Генрихом, а Констанц с Францем, и они проехались с ветерком по всей деревне. Ирма держалась за талию Генриха, как когда-то давно держалась за Макса. Но, в отличие от сладкого запаха мёда, которым её однажды очаровал Макс, от Генриха пахло только машинным маслом и потом. Когда они вернулись в дом, Ирма полчаса мылась в душе, чтобы смыть с себя этот «поганый» запах. Генрих только усмехнулся, поймав её взгляд, когда она, наконец, вышла из душа.