Роман Гаруда - Последнее сражение Рамиреса

Вокруг, насколько хватало взгляда, громоздились мегаскребы неописуемых зигзагообразных форм, со стенами, служащими огромными экранами, где, в режиме нон-стоп, яркими непродолжительными вспышками оживала всевозможная реклама. В ней не было ничего удивительного, но ее было так много, и она казалась настолько яркой, что ее свет, отражаясь в свинцовых небесах, походил на всполохи расплавленной магмы, текущей в тоскливых ущельях Мордора. На фоне этих вспышек, я различил черные нити монорельса, спиралями опоясавшие тела этих строений, где стремительно и почти беззвучно проносились небольшие приплюснутые вагончики.

Но пространство между ними захватили боты, которые образовывали потоки живой, поступательно и волнообразно движущейся субстанции, похожей на змею. Однако в этом движении улавливался строгий и хорошо отрегулированный порядок. Верхний пласт стремился в одном направлении, а нижний ему навстречу. Перекрестки управлялись патрульными ботами с узнаваемой сине-белой расцветкой, на них сияли экраны со знакомой, не претерпевшей изменений красно-желто-зеленой сигнализацией.

С неба сорвались первые капли дождя. Влажный ветерок лизнул меня зябким холодком, а моя куртка все еще прикрывала дыру в сумке. Продевая руки в ее рукава, я встретился взглядом с насмешливыми глазами президента Франклина. Что оставалось со всем этим делать? Теперь это – хлам, бесполезная ноша.

Наблюдая, как кружась, словно опадающая с деревьев листва, стремятся к земле зеленые прямоугольники стодолларовых купюр, я подумал, что видел нечто похожее в каком-то давно забытом фильме. Помню только, что всегда такие сцены вызывали у меня скуку. Я не верил, что кто-то способен добровольно расстаться с таким количеством денег. Но со мной было все по-другому. Не безбедная жизнь, рассыпавшись на бумажные осколки, растворялась в мокром воздухе несколькими метрами ниже меня, а ее мираж, и с сожалением, которое вот-вот могло обернуться отчаянием, я мысленно прощался с тем, что невидимой нитью все еще связывало меня с прошлым.

Похожее на вспышку рекламы, в памяти неожиданно возникло окровавленное лицо Гарри. Он смотрел на меня темными от боли зрачками через распухшие веки, похожие на разломленные сливы, а затем преобразовался в одинокую фигуру стоящего на дороге Пака. Что же это со мной? Похоже на укоры совести. Любопытно: испытывал бы я ее угрызения, сидя в шезлонге, потягивая прохладный пиноколадо, и созерцая рябь на поверхности теплого океана? Уверен, ей, для дальнейшей летаргии хватило бы отговорки, что их смерть хотя бы в этом оказалась не напрасной.

Дождь усилился и грозил перерасти в ливень. У меня не оставалось времени, чтобы все так же не спеша, вскрывать каждую пачку и веером кидать купюры в лицо насупленного неба. Я взялся за дно сумки и перевернул ее открытым верхом вниз. Мгновение, и она стала почти невесомой.

– Эй, приятель! – я услышал за спиной чей-то резкий окрик. – Какого хрена ты здесь делаешь?!

Ко мне быстрым шагом направляется странная парочка в одинаковой, черной униформе. Один из них был тощ и высок, его непропорционально длинную, словно у гуся шею, венчала маленькая голова в многоугольной фуражке. И он забавно подпрыгивал при каждом шаге.

Второй сильно отличался от него, поскольку был приземист и толст, а также обладал большой, словно кочан капусты, головой, у которой шея отсутствовала вовсе. Они были похожи на сюрреалистический натюрморт из арбуза и банана. И, возможно, при других обстоятельствах я рассмеялся бы над их нелепым видом, но лица этой странной парочки были искажены злобой, и ничего хорошего это мне не сулило.

– Так, какого хрена ты здесь делаешь? – хватая за руку и сквозь сиплый свист учащенного дыхания, с трудом выговаривая каждое слово, спросил у меня толстый.

– Дышу свежим воздухом, – усмехнулся я.

– Сутить исволите? – прошепелявил долговязый и впился своими длинными и узловатыми пальцами в мое плечо.

– Система сообщила нам, – брызгая слюной, вторил ему толстый, – что ты кидаешь листовки с крыши охраняемого нами офисного центра. Ты, видимо, один из тех апокалиптиков, мечтающих ввергнуть нас в новый хаос? Отвечай, дерьмо собачье!!!

Меня передернуло от оскорбления, но я находился не в том положении, чтобы бросаться в драку, иногда подобные вещи приходиться терпеть.

– Никакой я не акапалиптик, – Сглатывая слюну, ответил я. – Я кидал не листовки, а…

И осекся. Как же мне объяснить этим болванам, что именно я кидал с крыши?

– Сто ты разговариваес с ним? – погружая длинные пальцы в мое плечо, возмутился долговязый. – Давай просто выкинем его на улицу, как всегда поступаем с подобными подозрительными типами!

– Именно так мы с ним и поступим! – откликнулся толстяк. – Выкинем его отсюда ко всем чертям собачьим! Мы всегда хорошо выполняем свою работу! За что нас и ценят!

Они схватили меня под руки и стали куда-то тащить, но это было слишком грубо, и я попытался вырваться.

– Не дури, парень! – зашипел на меня толстый.

Он залез свободной рукой себе за пояс и достал оттуда какой-то черный предмет, похожий на ручку от теннисной ракетки. С едва слышным щелчком из ручки выдвинулась прозрачная трубка.

– Если я ударю тебя этим по голове, – сквозь редкие коричневые зубы прошипел он, – то мы все равно выкинем тебя отсюда, но только при этом ты будешь без сознания, зато со штанами полными дерьма!

– Именно так! – поддакнул ему долговязый. – Со станами, полными дерьма!

В подтверждение их слов, трубка полыхнула синеватым отсветом и зажужжала от переполнявшей ее энергии. Достаточно было взглянуть на их перекошенные злобой карикатурные лица, чтобы понять: они только и ждут малейшей моей попытки к сопротивлению, и, не задумываясь, а, наверное, даже с удовольствием исполнят свои угрозы. Я смирился и позволил этим двум стражникам преисподней вести меня туда, куда им заблагорассудится.

Они подтащили меня к центру крыши, и из расступившейся диафрагмы перед нами выскочила цилиндрическая кабина лифта. Как только двери его отворились, охранники грубо втолкнули меня внутрь и зашли следом.

– Нулевой этаж! – отдал команду толстяк, и лифт беззвучно помчал нас вниз.

Я чувствовал себя очень неуютно в компании этой парочки, но больше всего мне досаждали их упертые взгляды. Они плотоядно пялились на меня в полной тишине, не отводя в сторону глаз, все время до тех пор, пока не раздался звон колокольчика, и двери лифта не отворились вновь.

На площадке, перед входом в лифт, в ярком белом сиянии, похожем на свет театральных рамп, стояла прекрасная голубоглазая женщина в лазурном облегающем платье. Низкое, до темной ямочки пупка декольте едва прикрывало, а скорее наоборот – подчеркивало идеальную форму ее бюста. Волосы женщины, выкрашенные в тот же цвет, что и платье, нарушая закон гравитации, были подняты в высокую, похожую на фонтан, футуристическую прическу. Поверх ресниц ее большие миндалевидные глаза украшали маленькие лепестки белого лотоса. Она походила на существо небесного происхождения. Время замерло, и на секунду я забыл все то, что случилось со мной до этого.