Роман Гаруда - Последнее сражение Рамиреса

– На что же ты живешь, Простак? – я обвел взглядом его жилище. – Судя по этой комнате, ты должен голодать…

– Отец небесный питает, – после минутного раздумья откликнулся тот, – с тех пор, как меня перестали пускать в Реформистскую церковь на шестой улице, где раньше я мог пообедать.

– Отчего же тебя больше не пускают туда?

– Да лезет в башку ерунда всякая. Видения…

– Видения?

– Да-да, видения, – улыбнулся он, и в его очках блеснули красно-желтые языки пламени.

Только сейчас я заметил, что у них не было левой душки, и держались они, на его голове, за счет тонкой засаленной бечевки. Простак показался мне таким знакомым. Обычным использованным жизнью и выброшенным на ее задворки стариком с засаленной бечевкой на очках вместо дужки. Таких и в моем мире было немало.

– Ты слышал о легенде о Прометее? – вдруг спросил он.

– Да, в детстве. В ней говорится о титане, который подарил людям огонь. А что дальше – не помню.

– И за это разгневанный Зевс, – Простак сел на заплатанное одеяло и, жестом предложил мне последовать его примеру, – приказал Гефесту приковать Прометея к скале. Каждый день к титану прилетал орел и выклевывал у него печень, но за ночь печень восстанавливалась, и его мучения повторялись снова и снова, до тех пор, пока не пришел Геракл и не освободил его…

– К чему ты клонишь, старик?

– Мало того, – не ответив на мой вопрос, продолжал он, – что из этой легенды становится ясным: древние греки знали о регенерации клеток печени, хотя у них не было для этого сложных медицинских устройств, но суть не в этом, она в том, что мне открылось в одном из моих видений, – он понизил голос до шепота, сложив руки у сердца в молитвенном жесте. – В нем древние греки предсказывали пришествие Иисуса. И мне стало абсолютно ясно, что это так, словно я всегда знал об этом, а потом забыл. Огонь – божественное сострадание, которое согревает всех, распятый Иисус на Голгофе есть прикованный к скале Прометей, клюющий его печень орел – копье легионера Леофанта, проткнувшее печень Иисуса!

Чтобы не прерывать этот удивительный рассказ, я молчал, а Простак, захваченный воспоминаниями, продолжал:

– Когда я это понял, перед моими глазами, словно созданные дымом из этой бочки, ожили образы из Евангелия и легенды о Прометее, они переплелись и стали неразличимы. Я видел прикованного к скале Иисуса, и из-под его тернового венца сочилась кровь. Я видел черного орла, сидящего на римском штандарте, вместо когтей у него были острые наконечники копий. Мне показалось, что все длилось лишь мгновение, но, когда я пришел в себя, понял, что нахожусь в незнакомом месте. Сколько прошло времени с начала видения, и что я все это время делал – не знаю. Но я к этому уже привык, со мною частенько такое бывает…

– Простак, тебя из-за этого больше не пускают в церковь?

– Да. Я был настолько глуп, – он вновь пошевелил палкой огонь в очаге, – что все рассказал нашему настоятелю. Откуда мне было знать, что он из-за этого на меня так рассердится? Он назвал меня еретиком, и не велел больше появляться в церкви, дабы я не сбивал его паству с пути истинного…

– А что было потом?

– Потом? Потом я пришел сюда, лег на этот топчан и пролежал так дней пять. За это время в моем желудке побывало лишь несколько глотков дождевой воды, которую я собираю в банку за окном. Я думал, что так и умру от голода, и мой труп не найдут никогда. Но мне не было себя жаль потому, что я давно смирился со смертью, не прошло и дня, чтобы я о ней не думал. Мало ли людей умерло от голода, и чем я лучше их?..

Он пошевелил палкой золу в бочке, и огонь вспыхнул с новой силой.

– Когда я ослаб настолько, что уже не мог встать, чтобы справить малую нужду, меня захватило новое видение, – продолжил он. – Оно было быстрым, похожим на вспышку. И в нем мне открылось, что наша жизнь, со всеми ее трудностями и бедами – шлифовальный круг, а наша душа – алмаз в руках Творящего Начала. И на этом круге оно шлифует наш алмаз, выводя на нем новые грани, совершенствуя его. И я еще подумал тогда: возможно, чтобы мой алмаз стал совершенным, нужна последняя грань, и она выводится прямо сейчас…

Перед моим внутренним взором, из красно-коричневой мглы, возник неясный человеческий образ. Его очертания размыла тень, отчетливо видны были только длинные, как у скрипача, пальцы рук, держащие крупный алмаз и нежно прижимающие его к шлифовальному кругу, из-под которого в темное пространство извергались искры похожие на звезды.

И вдруг меня электрическим током пронзила догадка! А что, если старик, оживив видение в своей памяти, каким-то непостижимым образом сумел спроецировать его в мой разум, ведь этот образ, словно придя откуда-то извне, возник во мне спонтанно и явно не принадлежал моему воображению! Так кто же ты такой, Простак?!

– …Но умереть мне не дал кот, – словно через пелену, донесся ко мне его голос. – Вначале я подумал, что это предсмертная галлюцинация. Ко мне подошел серый в белую полоску кот и внимательно, как будто оценивая мое состояние, посмотрел на меня. Я лежал на боку, не шевелясь, не отрывая взгляда от него, а он, совершенно меня не боясь, подошел и обнюхал мое лицо, после чего исчез так же неожиданно, как и появился…

Собираясь с мыслями, Простак ненадолго замолчал, я же не стал отвлекать его вопросами, и терпеливо ждал, когда он продолжит.

– Я очнулся от прикосновения чего-то влажного и холодного к моей щеке, – сказал он, – и, открыв глаза, увидел подле себя все того же кота, только в этот раз он принес с собой большую дохлую крысу, но, видя, что я не проявляю к его дару никакого интереса, вскоре ушел. А я снова впал в забытье.

Простак прервал свой рассказ и кивнул, указывая мне на что-то за моей спиной. Я обернулся, и с удивлением обнаружил большого серого кота, лежащего в нескольких шагах от меня на подогнутых под себя лапках. Кот довольно жмурился на свет от костра.

– Мой новый друг пришел, когда проем окошка еще не потемнел, – Старик поднял кота с земли, поглаживая его по матовой густой шерстке рукой, похожей на сухую ветку, и тот, тут же свернулся клубком у него на коленях.

– И принес мне большую сырную лепешку. Где он ее взял – для меня не имело никакого значения, ведь я умирал от голода. У меня не было сил подняться, и мне пришлось съесть ее лежа, а он отужинал рядом со мной своей крысой. С тех пор не реже, чем раз в день, он приносит мне еду, поддерживая тем самым мое существование.

– И как ты его назвал? – спросил я.

– Кого? – недоуменно переспросил Простак.

– Кота.

– У него уже есть название.

– И какое же?

– Кот.

– Я имел в виду его имя, – засмеялся я

– Люди всегда и всему хотят дать имена, – не понимая, почему я смеюсь, хмуро пробурчал Простак. – Этот кот – мой спаситель. Он не дал мне умереть и по сей день кормит меня. Это настоящее чудо. Не те шоу, которых так ждет молящаяся паства в церквях, а чудо тихое, касающееся только нас с котом, но из-за этого не менее удивительное. Зачем давать ему имя, я и так знаю, кто – он.