Мубарак Раби - Добрые люди. Роман

Касем невольно кивнул, словно соглашаясь с этим доносившимся из прошлого голосом матери… Сколько раз повторяла она ему эти слова: с тех пор как он подрос и стал кое-что понимать в жизни, разговор между ними всегда возвращался все к этому: «… Твой дядя болен, Касем, он в очень тяжелом состоянии, не оставляй его никогда, исполни перед ним свой долг, пока он еще жив… Да снизойдет на него проклятье и наказанье Аллаха, Клянусь тебе, сынок… Это началось о тех нор, как он отнял и засеял землю юродивой аль-Мадждубы… Она, бедняжка, умерла спустя несколько месяцев после этого… За землю он дал ей кусок хлеба, который она своим трудом добывала в его доме… В нашем общем доме. Она и ее малыши… Потом случилась какая-то ссора. Я даже и не знаю из-за чего. Наверное, причиной тому была одна из жен твоего дяди. Он прогнал юродивую аль-Мадждубу и отнял у нее землю… После этого напал на него этот недуг… Обрушился на него и не отпускал два дня, да так, что он едва мог дышать. Юродивая аль-Мадждуба распустила косы, измазала голову землей и призывала на него все злые силы… Она умерла после этого… Любой в деревне знает, что это ее проклятье обрушилось на него, но все они его боятся…»

– Вы были у врача, дядя?

Старик горько усмехнулся:

– Врач – это Аллах, сынок… От этого нет лекарства…

Он провел рукой по бороде и завершил свою речь словами:

– Здоровью, сынок, как дырявому яйцу, ничем не поможешь…

Касем, желая сменить тему разговора, спросил:

– А как земля, дядя?

– Урожаи все меньше год от года, – ответил старик, улыбнувшись. – Но Аллах милосерден к рабам своим, на жизнь хватает. Даст бог, навестишь нас и сам посмотришь на землю и на братьев.

– Иншаалла, дядя, – ответил Касем, снова мысленно погружаясь в старые истории, которые рассказывала ему мать: «…Не только история с юродивой, много подобных ей историй с землей было в жизни твоего дяди. Отец твой был добрый человек, он выступал против дяди, но он был младшим, и дядя хлестал его по щекам, когда тот осмеливался поднять против него свой голос. И тогда отец твой поклялся, что он не останется в доле со своим братом и потребовал от него то, что ему принадлежало по праву, между ними разгорелся спор, в который вмешались жители деревни, чтобы рассудить их… Раздел произошел так, как этого добивался твой дядя, он избавился от того, что ему было не нужно, и взял себе все, что хотел, а после смерти твоего отца он вновь все прибрал себе к рукам…»

Касем прислушался к скорбному голосу дяди:

– Как мне хотелось самому воспитывать тебя, чтобы ты ни в чем не знал нужды. Поэтому я продолжал присылать немного продуктов твоей матери, когда вы жили в Касабланке, но она падала все ниже…

«… Помощь, продукты? Да как ему не стыдно говорить об этом, сынок, с какой целью он посылал мне эти продукты? Если бы ты знал, сынок, да и что это были за продукты? Совсем чуть-чуть… Он захватил себе всю землю твоего отца, а посылал мне лишь горстку зерна. Если бы я была более осмотрительной, то не оставила бы наследства, а купила бы на него дом. Тогда бы мне не пришлось тяжело трудиться, выбиваясь из последних сил, день и ночь. Ну да что уж там. Слава Аллаху, обошлось…»

Старик втайне любовался своим племянником и продолжал ему рассказывать о событиях давно минувших дней:

– Прошло около двух лет после смерти твоего отца, когда мать ушла вместе с тобой из деревни.

А в памяти Касема зазвучал голос матери, говорящий с ненавистью: «…Не прошло, наверное, и одного-двух месяцев со смерти твоего отца, и я носила в своем чреве Ибрагима…»

Старик продолжал слабым голосом:

– Я догнал вас и обнаружил, что твоя мать купила полуразвалившийся дом, две комнаты в нем сдала постояльцам, а третью заняла сама. Теперь это уже, конечно, дело прошлое, но тогда я был ей очень недоволен. Я увидел, что она сильно изменилась, похудела, пояс на ней был затянут как на палке, да и ты тогда был очень тщедушным. Я ей пальцем указал на это. Да, я все еще вспоминаю, как я ей и на тебя указал пальцем и сказал: «Я не желаю, чтобы сын моего брата жил в таком положении, а до тебя не и дела нет…»

«…Он ткнул пальцем в мой округлившийся живот и сказал, что не желает, чтобы ты и тот ребенок, который должен появиться на свет, твой брат Ибрагим, жили в таком положении…»

– Мать твоя тогда отказалась вернуться, – продолжал старик. – А мне после этого так больше и не удалось увидеть вас.

Он умолк ненадолго, глядя в лицо Касему, словно желая сказать: «Ты теперь мужчина и можешь понять и рассудить. У меня тоже была мать, да ниспошлет ей Аллах свою милость, стал понимать в делах женщин, когда был еще моложе, чем ты

теперь, в любом случае, мы возвратим остальные земли с до-мощью Аллаха, а доли твоего отца по-прежнему в моих руках». Касем улыбнулся этому очевидному лицемерию:

– Спасибо тебе, дядя.

Старик долго, улыбаясь, глядел на Касема, а потом сказал:

– Матери твоей неуютно здесь, это заметно, может быть, ей лучше бы было остаться в Касабланке.

– Да я и сам никак не могу привыкнуть к жизни в столице, – согласился с ним Касем, – только недавно втянулся. Но у меня нет выбора. Мне тоже было нелегко оставить город, в котором у меня столько друзей и знакомых.

Старик пробормотал себе под нос, словно говоря с самим собой:

– Да, человек должен быть жесток к себе во многих случаях жизни.

«…Твой дядя, сынок, самый жестокосердный из людей, я не видела никого более жестокого, чем он. Только один раз мне довелось увидеть, что он страдает, даже слезы стояли у него в глазах, но это был первый и последний раз. Произошло это, когда на нас обрушилась большая беда. Твой отец по характеру был совсем другим, не как дядя, да вообще он отличался от всех феллахов, от всех жителей деревни. Он был нежный, любящий… Это произошло меньше чем через год после раздела между отцом и дядей, такова уж судьба. Тебя еще и в помине не было. Я вспоминаю тех великолепных лошадей с блестящими сбруями и машину, к которым мы тогда еще не привыкли в деревне, и французского судью, приехавшего к нам в сопровождении уездного шейха 5 5 Уездный шейх – глава уезда. и каида 6 6 Каид – староста деревни. . Они собрали всех жителей деревни и стали говорить им о земле деревни такие речи, которые совершенно не обрадовали жителей деревни. Переводчик говорил: «Махзен 7 7 Махзен – центральная власть султана Марокко. желает построить фабрику на реке, а для этого требуются земли, чтобы построить дома и сады и еще многое другое для Франции… Мы-то догадывались, что в конце концов из-за этого жители деревни потеряют большую часть своих земель, а из этих земель большая часть была во владении нашей семьи и особенно во владении твоего отца. Жители деревни отказались повиноваться, я очень хорошо помню, как твой покойный отец сказал прямо в лицо судье и каиду: «Это только уловка, чтобы отнять нашу землю», а потом повернулся к жителям деревни и сказал: «Вот вы сейчас молчите, а ваше положение потом будет, как у потомков Самуда и Хама 8 8 Самуд и Хам – легендарные племена, упомянутые в Коране. и прочих племен…» Солдаты, приехавшие с ними, схватили твоего отца, дядю и еще нескольких мужчин, потом после пыток отпустили. И опять в деревню вернулись эти красивые лошади и машина. Переводчик выкрикнул несколько имен старейшин деревни, каждому из них обмакнули палец в чернила и провели им по бумаге. Каждому из них сказали: «Завтра тебе заплатят». А твой отец отказался макать палец в чернила, а потребовал калам 9 9 Калам – тростниковое перо для письма. … Они пошептались между собой, дали ему калам, а он отказался подписываться, потому что бумага была составлена по-французски, а отец не знал французского, он владел языком Корана, да ниспошлет ему Аллах свою милость, после этого солдаты окружили его со всех сторон, надели на него наручники, силой обмакнули его палец в чернила и приложили к бумаге, а потом отправили его в тюрьму. Пока его не было, все земли обнесли колючей проволокой, ко мне домой зашел твой дядя, вот тогда-то я и увидела слезы в его глазах. Впервые в жизни я видела, что он плакал…»