Мубарак Раби - Добрые люди. Роман

после этого всего несколько дней, словно и отпустили они его только для того, чтобы он умер в своем доме.

Сказав это, она заплакала, и на глаза ребенка навернулись слезы. Очнувшись от слез, она попыталась утешить сына:

– Не печалься. Не надо бы знать тебе всего этого так рано.

Потом она поднялась, вложила тетради сыну в руки и велела ему учить уроки, а сама вышла,, делая вид, что очень занята…»

…Фатима, мать Касема, вошла в комнату с подносом, и разговор между дядей и племянником ненадолго прервался. Фатима была высокой и худой, на лице у нее лежала печать покорности. Ступала она осторожно, словно преодолевая преграды.

Скрестив ноги, она присела напротив них на циновку и стала разливать чай. Старик устроился поудобней и взял стакан. Среди этого затянувшегося молчания Касему неожиданно подумалось: «А о чем думает каждый из нас?» Сам он думал о том, что сейчас творилось в душе дяди и матери. Он исподтишка наблюдал за ними: мать время от времени отпивала чай, неподвижно уставившись на чайник и стаканы, стоявшие на подносе, то принималась поправлять волосы, выбившиеся из-под платка, то касалась рукой затейливого узора на блюде, на лице ее еще были заметны остатки былой красоты, отмеченные прелестью прошедшей молодости, которую не смогли скрыть морщины лет. Сколько она перенесла в своей жизни, сколько перестрадала, чего она ждет с таким спокойствием? Легкой смерти, конца, прощения, отпущения грехов, как будто у смерти есть ступени? А старик разглядывает стакан, чуть отставив его в сторону. Мать словно очнулась от своих мыслей, когда раздался голос старика:

– Этот стакан чая надо бы выпить среди зелени полей, раскинувшихся повсюду, куда ни кинешь взор…

– А хорошо, наверное, сейчас в деревне, дядя? – спросил Касем. Старик, не расслышав вопроса, продолжал размышлять: вслух, глядя на Фатиму:

– Мне так тесно жить среди стен, и я удивляюсь тому, кто предпочитает городскую жизнь деревенской.

Фатима растерянно моргнула глазами, и Касему показалось, что на лице ее отразилась тревога, словно ее застали за каким-то преступлением.

Касем ответил дяде:

– Если бы деревенская жизнь была легкой, то никто бы не бежал от нее.

Мать вздрогнула, воем телом и заговорила, спокойствие снова возвращалось к ней:

– Наша деревенская жизнь не щадит слабого и того, у кого нет опоры на этой земле. В городе люди трудятся только для того, чтобы заработать себе на кусок хлеба, а в деревне ты трудишься для земли, для урожая, для коровы и еще для многого другого, и это тяжело, – и прибавила с уверенностью. – Очень тяжело для тех, кто слаб.

Старик отставил стакан в сторону. Он внимательно следил за движениями ее мысли. Ее слова вызвали в ном много чувств, несмотря ни на что он ощущал в ней горе. Про себя он думал о том, что она женщина и как в любой женщине в ней растет то, что она знает, как устроить свое дело, со всеми средствами, которые достались ей, с великой смелостью и редким упорством, если бы ни это, то дирхамы растаяли бы у нее в руках как соль. Женщина и какая женщина! Но одно лишь смущало ясность его мыслей, чтобы открыто объявить его женам и детям однажды, когда они сядут вокруг чая:

– Сука… Будь проклята она и этот город. Как будто ей здесь когда-нибудь отказывали в куске хлеба… Я привел ее к себе в дом, обрабатывал ее землю своими руками, сеял и пахал на ней, не позволял ей ничего продавать из наследства моего брата. Я обеспечивал ее всем, что она желала…

И повернувшись к своим женам он говорил:

– Разве я ее попрекал чем-нибудь? Разве она не жена моего единственного брата, чего ей не хватало?

И он не примкнул вспомнить всю историю рода человеческого, начиная от Адама.

– Все же все вы женщины одинаковы. Кто знает, какая дурная мысль промелькнула у нее в голове или еще промелькнет в ваших головах? Но когда сын моего брата вырастет и станет мужчиной, то ей нечем будет объяснить ему свое бегство из деревни. Что она скажет ему тогда? Может, она заявит, что я захватил ее землю и доход с земли, а то еще, чего доброго, скажет, что я… Кто знает? Может быть, она соберет все небылицы, которые нашепчут ей женщины!

Старик поддержал слова Фатимы, подспудно чувствуя свою вину, что в жизни он слишком много злословил о ней или словно замаливая грех за такие свои мысли о ней:

– Все, что ты сказала, лила 10 10 Лила (марок. диалект) – «госпожа», уважительное обращение к женщине. , совершенно верно. Жизнь в деревне тяжела. Только мужчинам под силу вынести её. Но ведь мы не как все, и я не как все, да и ты не такая как все женщины. У тебя был тот, кто исполнил все бы твои просьбы и помог бы тебе в любых трудностях. Ну да не будем сейчас об этом… Что случилось, то случилось. И все же деревенская жизнь – зто настоящая жизнь.

Касем вмешался с пылом человека, который хочет покончить с острой темой и прийти к согласию:

– В любой жизни свои недостатки и преимущества, дядя, сама благодать таится в деревенской жизни и в деревенских жителях, но если бы не жизнь в городе, то ни я бы, ни мой брат не учились. А это уже одна из привилегий города.

В этот момент в дверь позвонили, и Касем поторопился открыть. Он быстро вернулся в комнату, а за ним вошел юноша лет шестнадцати.

– Это мой брат Ибрагим, дядя Али, – представил юношу Касем.

Ибрагим подошел, смущаясь как красна девица… Поцеловал руку дяде, бормоча при этом что-то невнятное.

Старик с видимым удовольствием отнял у него руку:

– Благословит тебя Аллах. Он тоже уже совсем мужчина. Касему показалось, что на лице матери отразились уверенность и спокойствие. Она ответила:

– Да благословит тебя Аллах, хадж Али… Все вашей милостью. Я видела только добро с тех пор, как вошла в ваш дом. До этого я была несчастной сиротой, живущей на подаяние в деревне после смерти моего отца.

Старик перебил ее:

– Боже сохрани, не вспоминай об этом. Ты сама благодать. С тех пор, как мой покойный брат женился на тебе, в наш дом сошла божья милость, ты из благородного рода, поэтому я и выбрал тебя для своего брата.

А Фатима опять принялась взволнованно повторять:

– Все вашей милостью, все вашей благодатью.

Касему показалось, что он впервые видит мать по-настоящему счастливой… О Аллах, а если бы он женился на ней после смерти отца? Как похожи они сейчас на двух молодцу людей, представляющих картину былой любви с фальшивыми лицами, а в душе Касему слышался слабый рыдающий голос матери: «… Я бежала не от деревни, совсем не так – а от твоего дяди, да, от твоего дяди… Он хотел жениться на мне после смерти своего брата».

Касем видел, как радостное волнение все яснее вырисовывалось на лице дяди. Интересно, о чем думает сейчас этот больной немощный старик? Какие мысли вызвали в его душе эти слова? Ибрагим по-прежнему стоял, не двигаясь, посреди комнаты, не в силах побороть смущение, потом, взяв стакан чая, собрался уйти на кухню. Дядя заметил это и спросил его: