Мария Гарзийо - Забужение

– Двенадцатый час! – вступает первой в атаку мама, – Ты что на часы не смотришь?!

– Таскается черт знает где! Валютная проститутка! – бросает следом гранату отец.

Юлька взрывается ярким залпом обиды, и разлетается по комнате маленькими частичками незаслуженно оскорбленного мяса. Вот так вот сразу и проститутка! Еще и валютная! Устаревшее словосочетание родом откуда-то из старого фильма «Интердевочка». Какая из Юльки проститутка, она пока только целоваться учится.

– Мы с Анжелой по городу гуляли, – оправдывается она, собрав в кучку обломки, – В кино ходили.

– Ага, в кино! А где билет? – не утихает мамин гнев.

Билета у Юльки по понятным причинам нет.

– Не нравится мне эта Анжела! Чувствую, не доведет она нашу дуреху до добра! – жалуется мама папе, когда Юлька скрывается от словесного обстрела в туалете.

Она сидит на унитазе и медленно наполняется злостью. «Лучше бы на самом деле переспала с этим Ахмедом!» шмыгает носом она, «Тогда хоть обозвали бы меня заслуженно!»

У Анжелы есть радужная девичья мечта – открыть публичный дом. Место она для этого учреждения уже присмотрела – заброшенный особняк на горе сразу за супермаркетом. Его надо будет подлатать, приодеть, набить изнутри пушистыми коврами и бархатными бордовыми шторами с кистями и населить полуголыми нимфами. Анжела даже план обустройства уже начертила и себя изобразила рядом в перекинутом через плечо боа с тонкой сигаркой в мундштуке. Осталось дело за малым – найти средства на сие перспективное предприятие. Юлька дала свое согласие на участие в проекте, не потому, что сама идея кажется ей привлекательной (она сама предпочла бы зоопарк), а чтобы угодить Анжеле, которая на данный момент является главным ее авторитетом. Юлька делает вид, что и сама с раннего детства грезит о собственном борделе, и что все Барби в ее играх были жрицами любви, а Кены богатенькими клиентами. Выплевывать из себя матерные тирады и затягиваться сигаретой у нее тоже уже выходит вполне аутентично. Родители чувствуют, что Юлькин светлый парус постепенно уходит из их поля зрения, и пытаются всеми силами вернуть ускользающий кораблик взаимного доверия. Но выбранный ими метод агрессивной силовой атаки оказывает на Юльку действие противоположное желаемому. В ней под Анжелиным умелым руководством зарождается колючий протест. Она начинает дерзить и лгать. Желание выбраться из тесного панциря робкой отличницы, щедро разбавленное одобрением подруги, перевешивает любовь к родителям.

– Я буду позже. Ну, что поздно! Мама, одиннадцати нет еще! Ты издеваешься что ли? – громогласно возмущается Юлька, закрывшись в телефонной кабинке у Лаймовских часов.

Милда взирает на нее со своего постамента с серо-зеленым упреком.

– Блин, – повесив трубку на рычаг, вздыхает борец за свободу, – Достали уже!

– А я тебе говорила – вообще не звони, – подхватывает подругу под руку Анжела, – Ничего нового они тебе все равно не скажут. «Юля домой, Юля домой!» Ты ж не в первом классе! Пора им уже понять и смириться. Мои вон поняли и оставили меня в покое.

Анжелина мама соткана из той же тонкой чувствительной нити, что и Юлькина. И каждый раз, когда дочь возвращается домой за полночь, благоухая сигаретным дымом и алкоголем, нить эта натягивается, грозя лопнуть. Но в отличие от Юлькиных родителей эта женщина уже осознала свой проигрыш и опустила руки.

– Надо наверно ехать домой, – хмурится Юлька.

– Даже не думай! Не поддавайся на провокации! Надо идти напролом! Иначе никогда не вырвешься из их плена. Просидишь всю молодость за книжками.

Перспектива посвящения лучших лет жизни литературе и телевизору приводит Юльку в ужас. Она ведь и так уже не на шутку затормозила на старте. Все ровесницы уже давно познали счастье плотской любви, а на Юлькиных плечах все еще лежит позорное бремя девственности.

– Да, ты права, – делает вывод отсталая, – Еще один круг?

И они, выпрямив покалеченные двенадцатью годами учебы, спины, разворачиваются и подобно караулу у памятника свободы маршируют по приевшемуся маршруту. В парке напротив Русской Драмы обнаруживается сладкая парочка египетских спортсменов, переплетенных конечностями с какими-то местными девицами. «Вот вам и «I love you» опечаливается Юлька, столкнувшись лицом к лицу с маленьким, но все-таки разочарованием. «Интересно, если бы я поехала с ним в Межарпарк, он сейчас переплетался бы со мной, или все равно с другой?» вылезает следом пронырливая мысль.

– Очень нужны нам эти африканские обезьяны! – выносит как всегда категоричный вердикт Анжела, – Найдем получше.

В роли «получше» этим вечером выступают два нещадно потрепанных жизнью самца. За банальным «Ой, девушки, а куда вы идете? А можно мы пойдем с вами?» следует заманчивое приглашение в ресторан. В Юлькином трезвом организме вид этих в прямом смысле слова тертых калачей вызывает рвотный протест. Обоим сердцеедам сильно за тридцать, о чем свидетельствуют заметно поредевшие макушки и беременно округлившиеся брюшки. Они не тянут ни на героев-любовников, ни на умирающих миллиардеров, и потому на Юлькин взгляд никакого интереса собой не представляют. Однако Анжела ее мнения не разделяет.

– Просто в ресторан сходим! Никто же не заставляет спать с ними! – шепчет она на ухо не умудренной еще подобным опытом соратницы.

«Мне кусок в горло не полезет, когда напротив будет такая харя», думает про себя Юлька, но противиться Анжеле все же не решается. Красавцы предлагают отправиться «в одно замечательное место» на машине. Юлька с Анжелой забираются на заднее сидение. Представившийся Юрой, обладатель более выдающегося пузика, очков и круглых прорех в кудрявой черной шевелюре, узнав, что девочки собираются поступать в Латвийский Университет, предлагает подсобить. У него, оказывается, есть хорошие знакомые в приемной комиссии. Какого факультета? А какой вас интересует? Выбор специальностей у подруг рознится. Юлька метит на иняз, Анжела на модную, но безынтересную экономику, куда тянутся вереницей безвекторные абитуриенты, не обнаружившие к 18 годам в себе выдающихся талантов. Судя по тому, что связи неотразимого Юры охватывают экономический факультет, Юлька делает вывод, что виды он имеет на весомые Анжелины достоинства, а не на ее длинные тонкие ноги. Выходит, что ее кавалером на этот вечер будет молчаливый Василий, чья короткая рыжеватая поросль, заметно редеющая на затылке, обретает второе дыхание на вылезающем из свитера бледном куске спины.