Анна Лайк - Розы и Папоротники

Повод нашелся: она работала восемь часов в день и все равно многое не успевала – оранжерея была не маленькая. Да еще сад! С кустами и газонами.

Хозяин, от которого упорно пахло водкой, был удивлен предложением, но не возражал:

– Хочешь работать дольше? И скока ты теперь хочешь?

– Нисколько. Хочу за это три выходных, вместо двух.

– Смотри, автобус из-за тебя гонять не буду – сама будешь добираться в город. Ну ладно… И ты, эта… – хозяин оценивающе окинул ее взглядом (да что они, сговорились?) – если надо там, тяжелое перетащить, землю, дрова, – он хохотнул – бери любого мужика, из слуг, и тяни его за это… эээ, на это.

– Спасибо, Константин Сергеевич.

Предпринятые меры не замедлили сказаться. Дело было часов в девять вечера, в пятницу, она работала в оранжерее. Прислугу уже услали по домам, у хозяев была очередная гулянка. Как сообщила Лене перед уходом Вика (весь персонал, кроме Лены и Пети, уже уехал), Олег приехал, и с ним еще две женщины. Лена сидела на кухне, отдыхала и вслушивалась в отдаленные звуки музыки, доносившиеся из дома-дворца… «Блин, как Мальчик у Христа на елке», иронизировала одна сторона ее души. «Сижу, слушаю, прям щас заплачу, если его не увижу», – страдала другая сторона. «Пойди лучше поработай, – говорила первая, – дурь-то и пройдет. – Пойду лучше поработаю, – соглашалась вторая»…

Она вошла в темноту второго тамбура оранжереи и уже взялась за его металлическую ручку, как увидела… Олега, он…

…он совокуплялся прямо в оранжерее с какой-то грудастой телкой, просто задрав на ней ее обтягивающее золотое платье…

Лена застыла на месте, вся вспыхнула, сердце заколотилось, как бешеное, она оглянулась машинально по сторонам… но здесь, в этом уголке оранжереи, росли высокие кусты фикусов и две пальмы, и парочку не было видно как минимум с трех сторон. Она дернулась – уходить, но осталась, хотела не смотреть – но смотрела… движения, звука не было слышно – стекло мешало; она смотрела, борясь с начинающимся головокружением: да он красавец, какая задница – мускулистая, круглая, как он движется красиво…

Лена прижала ладони к горящим щекам, но смотрела, смотрела, смотрела… Сердце все колотилось, но уже потише. Да ладно, все тут люди взрослые… В золотом – шлюха, сволочь. Да я-то не лучше. Какая разница, как деньги люди зарабатывают. Кто как может, тот так и… работает. Она-то, Лена, – тоже хороша. Мало того, что работает неизвестно на кого, жызнь ему украшает цветуечками, так еще и влюбилась в местного «менеджера», заплечных дел мастера… влюбилась в этого развратника, подсматривает за ним, вся извелась по нему, боже мой, какая у него задница, какие плечи, ручищи, как он яростен… как он… ее… трахает… красиво, красиво… только бы в обморок не… голова моя… если бы еще эта шлюха не разевала рот так противно… как он прекрасен, развратник… Да не вертись ты, дура, ему же неудобно!

«Развратник», тем временем, весь напрягся, ускорился до степеней невероятных… Виски у Лены вдруг заломило до тошноты, она зажмурилась, чувствуя, что еще немного – и свалится в обморок…

Но – не свалилась. Когда чуть утих стук крови в висках, она решилась открыть глаза – девица уже одергивала платье, потом обняла Олега, а он с довольным видом похлопал ее по заду и качнул головой: мол, иди. Девица пошла к выходу, а Олег задержался, приводя в порядок одежду…

…и вдруг резко обернулся в сторону, где в темноте, всего в метрах в двадцати от него, затаила дыхание Лена, и вонзился взглядом в темноту тамбура оранжереи. Лена дрогнула, испугавшись, но уйти не решилась, и смотрела – понимая, что ее все равно не было видно. Постояв, напряженно повглядывавшись в темноту, он видимо расслабился, – улыбнулся, отвернулся, дозаправил шелковую рубашку в брюки и пошел к выходу из оранжереи.

Здесь у Лены затряслись ноги, и она рухнула коленями на пол тамбура, обессиленно села на задницу, повесила голову… Долго смотрела исподлобья на светлый, поблескивающий песок дорожки, ярко-зеленые вайи папоротников, рдеющие бутоны роз Beauty Secret, сияющие золотом цветы Casanova…

Потом вытерла рукой холодный влажный лоб, выдохнула. Встала, отряхнула коленки и вошла в оранжерею – надо еще папоротники полить-опрыскать.

«Не забывай – ты тут ради денег, ради денег ты тут, это сейчас самое главное…»

…В общаге биофака, особенно в летнем лагере, тоже всякое бывало, и девочки в комнатах мальчиков жили, со всеми сразу, и Лена сама – давно уже не девочка, но тут…

Надо же, мо́рок какой, наваждение, гипноз… Куда бы она ни пошла, чем бы не заняла себя, свои руки – всюду она видит эти странные, как будто глядящие куда-то внутрь себя, черные глаза, эту крепкую шею, коренастую фигуру с выпуклой широкой грудью… а теперь будет видеть еще и эти круглые ядреные ягодицы… ах ты боже ж мой, ну черт вот ее понес в оранжерею вечером, с чего они решили, что это самое подходящее место для совокуплений, «сады Эдема», черт бы их взял…

Диссер совсем забросила. Ну и ладно. Успеется. Виктор Петрович, научный руководитель, сказал: «Леночка, я очень даже вас понимаю, – материальный фактор сейчас главнее для многих. Только не забрасывайте надолго. На год-два можно отложить, конечно, но не больше. Потом будет очень трудно втянуться снова в работу».

Год – два…

Не думать невозможно, а решиться подойти к нему… Что она скажет? «Хочу тебя безмерно»? «Я вся горю, любимый, я твоя»? Между прочим, она здесь – на положении обслуги, персонала.

А каких красивых девок Олег привозит! Конечно, они сильно накрашены и разряжены весьма пошло, но – не упускает ли она, Лена, что-то в своей жизни, выбирая навсегда потертые джинсы, поношенную футболку и отсутствие макияжа?

Ах, да! Еще и «не опасно» это совсем! Как на сломанной качели или неисправной машине кататься. И не надо забывать про те автоматы на заднем дворе.

Самую малость утешало то, что Олег явно был не рядовым бандитом (или «бойцом», «быком», как объяснил Костик), а кем-то вроде начальника, местной «шишки», «бригадира». Это явствовало из его независимого поведения, сдержанно-повелительной манеры общаться с «коллегами», как иронично называла их Лена – Константином блин Сергеевичем, рядовыми страшенными бойцами, и немногочисленными гостями в деловых костюмчиках, наезжавшими в дом-дворец утром или днем. Если правильна была ее интерпретация путаных, сбивчивых рассказов простодушных Вики и Жени и собственных маленьких наблюдений о частной жизни обитателей дома-дворца, представителей чужого, криминального, мира. Что она знала о них? Почти ничего.

Хотя – нет, что-то знала… какие-то легенды. Что нынешние бандиты – это тебе не просто «гоп-стоп, мы подошли из-за угла», они уже – бери выше… кидай дальше. Эти «трясут», или облагают денежной данью уличных торговцев и других коммерсантов, якобы обеспечивая им безопасность, им же дают деньги под процент, который называется «лучше не брать», ездят на «шестисотых» мерседесах и носят малиновые пиджаки… еще устраивают перестрелки и слушают блатной шансон… «Владимирский центрааааал… ветер северный хлестнет… боль по сердцу полоснет…» О господи. Централ – тюрьма. В которой, кажется, почти все из них сидели… или сидят. На севере много колоний строгого режима. Волга впадает в Каспийское… Сидеть в тюрьме они… любят? Или, по крайней мере, не так боятся, как остальные.