Инесса Индиго - Ангел Маргариты

История даже по одному анонсу с пикантными деталями так захватила мою соседку, специализировавшуюся на рассаде, что она с любопытством подняла брови и переменилась в лице.

– Конечно, рассказывай… – с неподдельным интересом и ухмылкой, откликнулась она, глянув на глухих бабулек и вернув мне телефон с фотографиями.

Я довольная набрала побольше воздуха в лёгкие, словно корабль полные паруса, как в смартфоне пиликнуло электронное письмо. Неужели уже повестка? Извинившись, замолкла и посмотрела с волнением на сенсорную гладь, раскрасившуюся тонким японским рисунком с иероглифами. Под старинным рисунком была письменная просьба от некоего Ивана Хабарова, заинтересованного моим творчеством, воспроизвести этот рисунок в исходном стиле. Заинтригованная я подняла удивлённые глаза на молчащую в ожидании Киру.

Девять месяцев уже минули и Марго почти насильно повезли на сохранение в роддом. Незаметно. За вечным авралом даже в кабинетах владивостокского порта, куда молоденького, но пробивного технолога Рыбморпорта Милентьеву перевели на седьмом месяце беременности. До беременности тоже числилась «белой костью» благодаря образованию, но известная «бабовщина» тёток-начальниц к молодой и красивой превращали в рысака, ведущего самые сложные и дальние корабли. В порту это, как в театре, называлось «судовая роль».

Только с округлившимся на предпоследнем месяце животиком и кольцом на безымянном пальце приме вслед не свистел вечно голодный косяк докеров и стивидоров, называя «Королева Марго» или «белокурой прелестью». Пробиться благодаря стальному характеру, закончив школу в захолустном Артёме, из тонких-звонких тальманов на побегушках в офисный состав закрытого владивостокского порта было весьма непросто. Ещё сложнее убедить завистниц в том, что всё без интима и блата, как у других. Невозможно уйти с любимой работы у синего просторного моря в отпуск. И совсем ужас, в декрет на целый год!

Массированные атаки взяли крепость по имени Марго. Молодая несмышлёная мамочка, до восьмого месяца бегавшая по причалам и рискованно проползая ради экономии времени под подвижными составами поездов, сдалась. Повезли в городскую больницу на сохранение. Роды были на носу, как вдруг обнаружилось отклонение в весе. Строгие фельдшера Скорой всю дорогу промывали мозг нудными нотациями про двойную ответственность материнства, про необходимость при малейшем отклонении от норм веса или развития плода ложиться на сохранение.

Скукотища. Дома с мужем Вадиком было так хорошо. Но он, «предатель», тоже настоял и уже привёз весь больничный набор вещей с зубной щёткой. Даже с работы по такому случаю молодого мужа отпустили в роддом, потому что перед этим, неизвестно откуда узнав про строптивость беременной Марго, ему вынесли мозг всевозможные политруки и доброхоты. Такая нацполитика по части демографии в стране была!

Рита усмехнулась всему предварительному дурдому с агитацией и госпитализацией, едва сдержав за зубами прежнюю нецензурщину – они с Вадиком договорились отвыкать от матов и грубостей, чтобы дети росли в раю. Мысленно она похвалила себя за то, что ни к излюбленной сигаретке, ни к тоннам шоколада не тянет благодаря умным гормонам, и крепко поцеловала муженька на прощание. Он, кудрявый и пушистый, как плюшевый мишка, тоже долго не хотел выпускать из рук оставшуюся почти такой же стройной и прекрасной Маргаритку. Так южный папа любил её называть.

– Хочешь цветов завтра грузовик привезу? – шепнул в ушко он и она громко, словно дразня прохожих, рассмеялась.

– Как рожу – привози. А вообще, – вдруг коварно прищурила Марго кошачьи глаза с отражающейся лазурью мартовского неба, – Подвози уже к вечеру, как стемнеет, я запрыгну в него и сбегу из этих серых казематов. Только пусть будут пушистые розы, много-много, чтобы я не разбилась…

Главный городской роддом в самом деле оказался безнадёжной тюрьмой для непослушных рожениц. Он был невысоким, но многокорпусным и таким запутанным, таким популярным, что места в палате для Марго не оказалось. После ухода мужа, строго запретившего даже продумывать экстремальные побеги, сердобольная опека врачей закончилась. Скупо указали на кушетку в суматошном длинном коридоре роддома и, не собираясь объяснять странные условия своего хвалёного сохранения, разбежались. Когда-то боевая и громогласная Ритка и без того размякла дома на последнем месяце. А сейчас, ощутив себя брошенным обманутым ребёнком, потерянно присела на жуткую койку и приготовилась реветь. Первая реакция на типичную и неизбежную жестокость врачей. Для чего только было сладко петь и агитировать лечь на последние неделю под досмотр?

Отгадка осенила и ошпарила своей дикостью. Через минут пять в густо населённый роддом, отделение особого сохранение, в тюремном автозаке привезли подследственную и положили прямо напротив Марго через проход. Ей вот-вот должны были вынести приговор по обвинению в убийстве, потому к вовремя залетевшей мамаше рука к руке была приставлена не менее суровая тюремная охранница с ПМ в кобуре. Обе мрачные крепкие женщины напряжённо молчали, изредка зыркая исподлобья на разрумянившуюся от волнения и гнева Риту, едва выдерживая пристёгнутое общество друг друга. Вот тебе и сохранение, ответственность за будущую жизнь, государственная любовь в извращенной форме!

«Это же, кому так нужно, чтобы мой первенец не родился живой?» – подумалось потрясённой Маргарите. Кто придумал этот спектакль с назойливой госпитализацией в казематы с настоящим зверьём, что этой же ночью ситуацией обязательно воспользуется и будет сразу несколько смертей.

Так всё, решила отважная Марго, нужно во что бы то ни стало опередить зечку с идеей побега, который зараза, по волчьим глазам видно, вынашивает вместо ребёнка.

И Марго, набив полные карманы просторного халата важными вещицами из оставленного на кровати пакета, отправилась на осторожное и будто бы отвлечённое обследование всего роддома на предмет открытого чёрного хода. Чтобы тупо сбежать домой, унести ноги и дитё под сердцем, пока жива. На проходной суровый, как цербер, охранник вот так, в халате и тапках, даже в ларёк не выпустил. Медсёстры и врачи в ординаторской претензии по поводу палаты и уголовщины слушать не стали, отмахнулись и разбежались по родильным залам. Город, словно весь разом разродился, как только одной спасаться приспичило. Больница гостовская, отделение бесплатное, Биарриц никто не заказывал и не оплачивал. Закрой рот и иди в свой коридор спать под нескончаемые крики и немые молитвы Пресвятой Богородице.