Наталия Рай - Потомок Монте-Кристо

Я никогда не относилась к мужененавистницам! Я считаю, что мужчины, даже нейтральные сотрудники и случайные попутчики в общественном транспорте, на которых произвольно упал взгляд, – играют роль горчицы и перца в пресном блюде будней. В крайней случае, над ними можно посмеяться в круге друзей. Ибо качество современных мужчин упало ниже, чем можно было допустить в плане безопасности, то есть сохранения человеческого рода. Зато если попадаются мужчины! Которые – словно драгоценные камни! Но их – так мало! Мужской половине рода человеческого так понравилось, чтоб её берегли, что они со вкусом возлежат в креслах, падают нравами и отращивают всё более длинный язык.

Где это видано, где это слыхано, чтобы, сказав мужчине что угодно нейтральное (или положительное), вдруг услышать оное же, прошедшее сплетенный круг и вернувшееся с такими привесками, что ты предстаешь неожиданно в роли врага рода человеческого, причём под номером первым? Откуда сие недержание – всяческое и всего – словно в прохудившемся решете? И я давлю издавна живущий во мне рефлекс убеждения в порядочности мужчины, как личного и беспощадного врага. Ибо жизнь то и дело подбрасывает всё новые доказательства измельчания столь уважаемой прежде ветви человеческого древа.

Могла ли я, тем не менее, заподозрить, что Коля просто поставил, как на безпроигрышную карту, на мою любовь? Слушала его, веря и не веря его словам о том, что (даже для любимого мной Вовочки) это крайне непорядочно – плакаться на всех перекрёстках о мнимом неравенстве со мной, о моей непонятности и недоступности, о непонимании, как ему быть и что делать… Могла ли я подумать, что Вовочка имел как раз обратную привычку – чистить моим именем и чувством собственную загрязнившуюся репутацию и указывать всем желающим адрес, где водятся подобные идиотки. Поэтому Коля (с самым благородным выражением лица поглощавший второй литр кофе, между затяжками, глотками, пережёвыванием печенья и биением себя в грудь, с пылающим скорбью взором) повествовал мне о несуществующем Вовочкином страдании от моего молчания: вплоть до скоропостижного впадения в очередную катастрофу, о короткости и глухости моего чувства, не спешащего утешить любимого от трудов праведных и неправедных. И так далее в том же духе, вплоть до того самого рассвета, которого я не видела б никогда, не водись в мире доброжелатели вроде Коли.

Я получила написанный дрожащей рукой новый номер служебного Вовочкиного телефона (который ни разу не ответил, ибо, скорее всего, просто не существовал), выслушала ориентировочный Вовочкин адрес, (ибо точного страдалец Коля и сам не знал), поскольку Вовочку не интересовал профиль его специальностей и была благословлена на грядущие подвиги.

Веря и несколько сомневаясь (но только оттого, что не видела никаких даже намёков на ответ с Вовочкиной стороны), я отправилась разыскивать мнимого влюблённого. Никакие расспросы прохожих не помогали, ибо и сама я знаю ровно столько же о жильцах соседнего дома, сколько останавливаемые мной люди, живущие в данном переулке. Поэтому пришлось употребить вышеописанный дар и уподобиться гончей. Я стояла в пяти метрах от Садового кольца, а потому шум стоял адский – в смысле количества стучащих сердец тоже. Услышать тут Вовочку было воистину подвигом. Но его рядом – не было, хотя место п а х л о им. Я кружила и кружила, пока часа через два Вовочка не создал остро аварийной ситуации, выехав вдруг прямо на меня. Охотно сознаю, что он меня увидеть не ожидал, но только то, что сзади ехали исключительно асы руля, избавило его и их от палат Склифосовского.

Не нужно подозревать, что Вовочка мне обрадовался. Он только растерялся, но до такой зато степени, что пошёл пятнами всех цветов радуги и минут пять был не в состоянии вылезти из остановленной на полном автоматизме машины. Я же потратила на поиски столько энергии, что испытывала одно только облегчение. И даже радости, что вижу свою «пропажу», у меня не было. Именно тогда, кстати, мне пришла в голову здоровая идея, что народная мудрость насчет бешения от жира требует срочного воплощения в практику. Потому что Коля мог делать, что ему угодно, но кто же меня за язык тянул соглашаться на эту авантюру! Коля-то вряд ли знал о моих нестандартных способностях!

Но Вовочка, наконец, выкарабкавшийся из автомобиля и оказавшийся рядом, выглядел так, словно это именно он влюблён до безумия, и я не преминула эту странность отметить как факт. Мне не было никакого ровно дела до вида его обители, куда он меня пригласил, мне не хотелось кофе, над которым он хлопотал, мне не интересны были его видеозаписи, мне не хотелось ничего, но поскольку он непрерывно вещал, как не выключенное радио и мне пришлось на него взглянуть, я с изумлением увидела нечто вроде нимба. Да и весь он сиял, словно только что вознесённый апостол. Посему я окончательно решила, что Коля оказал мне чистую правду: Вовочка явно счастлив.

Что не мешало ему два последующих года попрекать меня за этот якобы принесший ему самые разнообразные несчастья, визит. Пока в ответ на очередной упрёк я не рявкнула: «Так держи на привязи своих шавок! Или не води их ко мне!» За что долго платила по самому крупному счёту. Как это я посмела чего-то не стерпеть!

С деньгами, как всегда, у Вовочки было туго и уж коль я «нарисовалась», так отчего бы меня и не использовать? Ему было всё равно, что я далеко ещё не рассчиталась с прежними займами и что так и не успела войти в круг миллионеров. За что выслушала очередное порицание и удостоилась поистине королевски уничтожающего взгляда. Словно сам он был наследником Рокфеллера или единоличным владельцем сокровищ Английского банка.

Вовочка любил повторять, что на него очень похож граф Монте-Кристо (а не наоборот!). И я, весьма прохладно относясь к творениям обоих Дюма, заставила себя прочесть пресловутый роман и ничего общего между героем оного и Вовочкой не обнаружила: граф не в пример приличней обращался со знакомыми дамами, не использовал их в корыстных целях, не только не заглядывал в их кошелёк, но охотно открывал свой, умел не смешивать любви и дела и не выказывал желания завести гарем, хотя и отдавал должное восточному комфорту.

***

Я приехал к Витьке со сложным делом, но решить его мне было очень важно. Витька согласился организовать мне встречу с нужным человечком, но в обмен потребовал помочь одной его знакомой. И мы подрулили к ней тут же, поскольку было близко. Я чуть сознание не потерял: разве такие ещё водятся? Я думал, они давно вымерли!

Мне захотелось её охмурить. Хотя это и сложно, причём весьма: эти дамы с максимально выставленными моральными параметрами – идеальный экспонат для паноптикума! Так что мне самому было непонятно, зачем мне это нужно. Ведь её же дешёвкой не купишь, ей душу подавай, а душа у меня не только занята, но и требует серьёзной химчистки. На которую нет ни времени, ни средств. Так зачем она мне нужна: явно витает в облаках, для дел не пригодна совершенно, жена и любовница у меня имеются… Но и расстаться тоже не хотелось.