Виктор Ковалев - Моя любимая волчица Магда

Корректор Анастасия Казакова

© Виктор Ковалев, 2019

ISBN 978-5-0050-4289-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Виктор Ковалев – сын своего жестокого времени. Жизнь его сложилась так, что он неизменно оказывался в гуще событий, происходящих в нашем Отечестве. Его судьба – это судьба поколения, родившегося в относительно спокойные годы, но чья молодость пришлась на время беспощадного перелома. Слом общественного строя, развал страны, изменение общепринятых ценностей, поиск себя в это непонятное, затянувшееся время. Будучи человеком с активной гражданской позицией, Ковалев неизменно оказывался на острие всех этих бесконечных переломов. Блестящий курсант, офицер, криминальный авторитет, бизнесмен – в каких только ипостасях не пришлось побывать Виктору Алексеевичу. Все это неизменно находит отражение в его творчестве.

Произведения Ковалева поражают своей беспощадной откровенностью. В них нет какой-то заретушированной благости, стремления во что бы то ни стало понравиться читателю. Но там не найти и нецензурщины, автор не опускается до так называемого нижепоясного стиля. Нет, он слишком уважает себя и своих читателей. Но оказывается, излагать обо всех жестокостях, низменностях человеческого бытия можно и не скатываясь в литературном отношении до «первобытного» уровня, при этом писать так, что захватывает буквально каждая строка. Именно этим и отличается истинное творчество от заполонивших книжные прилавки дешевых пародий.

Цикл «зоновских» рассказов Ковалева… Казалось, это творческое поле пахано и перепахано еще с девяностых годов. Кто только не приложил к этому руку. Но, на мой взгляд, произведения Виктора Алексеевича сопоставимы только лишь с творчеством Варлама Шаламова. Разумеется, с точки зрения литературного дарования, потому что никакого подражания там нет и близко.

Психологизм Ковалева поражает. Заставляет думать и переживать людей абсолютно неэмоциональных и, казалось бы, немало повидавших в жизни. Автор ничего не придумывает, он пишет о том, что видел собственными глазами.

Что получается в итоге? Сколько объемистых так называемых трудов наваяно, написано, напечатано! Тех, которые читаешь от избытка времени в поезде, самолете, на пляже и о которых тут же забываешь, едва перевернув последнюю страницу. Произведения же Ковалева не забудешь. Именно поэтому это истинная литература.

Утром, задвигая шторы, Маргарет опять превратилась в старуху.

Волосы с проседью, которых не успела коснуться расческа, ниспадали на плечи, движения были старческими, поступь тяжелая, неуверенная, лицо беззастенчиво бороздили морщины. Вечером меня встречала совсем другая Маргарет – молодая женщина, стройная, улыбчивая; правда, обнимая меня и прижимаясь ко мне всем телом, она вдруг ни с того ни сего сотрясалась в рыданиях. Я всегда пытался понять, почему при встрече Маргарет плачет, может потому что мне повезло и меня не забрал катер с этого острова.

Я пил какой-то напиток, на острове непонятно что пьешь и ешь, здесь абсолютно меняется вкус еды. Я смотрел на постаревшую Маргарет, зная, что вечером меня опять встретит молодая красивая женщина. Затем буквально с каждым часом начнет стареть, пока не превратится в пожилую, какой я привык видеть ее каждое утро.

Мне хотелось быстрее уйти, но я своим спешным уходом боялся обидеть Маргарет, ведь она оставалась одна в большом и немного мрачном доме, и чем ей предстояло заняться до моего возвращения, не знал. Да и не хотел знать.

Махнув на прощание шляпой Маргарет, стоявшей на балконе и уже вытиравшей слезы, я, поигрывая тростью, не торопясь шел по дорожке, усыпанной крошкой из какого-то камня.

Пройдя пару сотен ярдов, вышел на аллею, усаженную невысоким кустарником, перемежавшимся деревьями. По краям аллеи стояло несколько скамеек с высокими, удобно изогнутыми спинками. На одной из них сидел Брюзга – полный мужчина средних лет в котелке и сером пальто.

– Присядьте, мистер Бэкет, окажите любезность, – обратился он ко мне, подвигая стопку пожелтевших газет. – Представьте себе, все одно и то же: мерзкая переменчивая погода, гадкий остров, все в ожидании прихода катера, но никто не показывает вида. Миссис Рэдлиф готовит все хуже и хуже. И самое главное: не поймешь, какую дрянь ты будешь сегодня есть. А почему вы сегодня без зонтика, а как же шторм со снеговой бурей? Здесь он может начаться в любую минуту.

– Я пережду в кафе миссис Рэдлиф или зайду в церковь – может быть, наконец застану падре.

– Падре тоже хорош, – проворчал Брюзга, – здесь все себе на уме. Что вы думаете обо всем этом, мистер Бэкет?

Мне уже хотелось уйти, тем более эти встречи происходили каждое утро и ничего нового для себя из этих встреч я не узнавал.

– Я полагаю, что ничего не изменится, мистер Стоун, все будет идти своим чередом, без каких-либо изменений. На острове ничего не меняется.

– В том-то и дело, и всем на это наплевать, – возмущался Брюзга, листая газету.

– Как вы думаете, мистер Бэкет, сегодня придет катер? – тихо спросил Брюзга, воровато оглядываясь по сторонам.

Почему-то прихода катера боялись все обитатели острова. После его отплытия кто-то исчезал, и потом только и было разговоров о пропавшем мистере или миссис. Один ученый муж, которого все звали профессором за изысканную манеру одеваться и не менее изысканный стиль общения, похоже, разгадал тайну острова. Он пробыл совсем недолго. Я помню его: он ходил по аллеям, что-то писал на листке бумаги и бормотал:

– Надо же, как дьявольски хитро здесь все устроено. Нужно отдать должное этим прохиндеям, лихо придумано. И, главное, все довольны.

Этой же ночью его забрал катер.

Кто приплывал на катере, было неизвестно. Однажды, возвращаясь в дом, где меня ждала Маргарет, я случайно услышал разговор постояльца Джека Бредли, молодого, здоровенного малого, бывшего моряка, с капитаном катера.

– Если я не захочу добровольно подниматься на вашу посудину, вы примените силу? – плачущим голосом спрашивал Брэдли.

Я был сильно удивлен, что такой сильный, на вид мужественный человек вдруг хнычет, как старая леди.

– Боюсь, что да, сэр, – откашлявшись, как старый курильщик, ответил капитан, скрываемый темнотой, нависшей над морем.

Раскланявшись с Брюзгой, я пошел по аллее. Надо сказать, что остров, окруженный со всех сторон морем, был изрезан вдоль и поперек этими аллеями. Я увидел кокетку. Она сидела в красивом бежевом платье до пят, очень старинного покроя, не умалявшего от этого его достоинства, в шляпке, прикрывавшей убранные каштановые волосы. На скамейке лежал длинный голубой зонт с ручкой из слоновой кости. Кокетка смотрелась в пудреницу и пудрила розовые щечки.