Павел Чупров - Первый в раю

Здесь в метро (поезд №66, следует до станции «Молодежная») после работы умирает худощавая женщина. Сначала по вагону проносится: «Есть врач? Женщине плохо!», а потом видишь мужчину, слишком спокойно достающего маленькую круглую таблетку (он роняет ее на пол и также неторопливо достает другую), он двумя пальцами запихивает белый шарик в рот потерявшей сознание женщине, но шарик тут же выкатывается изо рта на воротник пальто.

Поезд тормозит, и ты врываешься к машинистам: «В первом вагоне женщина в обмороке, надо вызвать врача!» И заскакиваешь опять в вагон, и буквально на следующей остановке по платформе Киевской-радиальной бежит толстый медработник в черной форме с золотыми пуговицами и фуражке с красным метрополитеновским верхом, он решительно продирается сквозь толпу, но вдруг слышишь: «Ну как я могу ей помочь?» И они под руки несут ее, а ноги покойницы (как выяснится позже из имеющихся у нее документов – Галины Григорьевны Брякиной) волочатся по мраморному полу. Еще в ее сумке обнаружат литр биокефира и пакет с проросшими и размолотыми зернами пшеницы.

Толпа вносит тебя обратно в вагон и трамбует с близстоящими пассажирами. В этот раз удачно трамбует: рядом с девушкой. Транспортные неудобства компенсируются пикантностью ситуации. Всю дорогу чувствуешь ее нервное тело и аромат тонких, как говориться, ни разу не питых духов. А на своей станции видишь прекрасные девичьи ноги, и узнаешь запах этих ни разу не питых, и уже вертится в голове какая-то легкомысленная фраза, и набираешь полную грудь воздуха, чтоб произнести эту фразу не заикаясь, но тут кто-то берет тебя под руку:

– Гражданин… Пройдемте с нами, гражданин, – низкорослый молоденький милиционер берет под козырек.

– Что? Что? В чем дело?

– Мы просим вас уделить нам пять минут… пожалуйста… надо бы протокол…

В ноздрях тает тонкий аромат. Скорей всего, никакого аромата там уже и не было – это память еще что-то пыталась сконструировать из изящных линий и неясных фантазий. Бессмысленно оглядываться – такие ноги долго на месте не стоят. Запах в участке едкий, как нашатырь. Долго ждешь составления протокола, чтобы потом поставить подпись под протоколом обыска какого-то бомжа.

А Ольга Сорокина – обладательница тех шикарных ножек, зябко ежится в короткой шубке, выйдя из метро.

«Холодноват в Москве март, холодноват. А из одежды для такой погоды у меня все равно ничего нет. Какая давка в метро. А тот мужчина из метро все-таки не догнал меня на улице. Ведь по глазам видела: хотел».

Хотел… Хотел:

это спальный вагон скорого поезда №1 «Москва-Минск» сладкое сопение очаровательной провинциалки зеленые ладони одноруких светофоров ложка звенит в стакане с подстаканником не спится

это если женщина любит ушами то твое дело швах потому что давно ничего не говоришь потому что глупо и надоело

это минский таксист спрашивает «Скучаешь?» и отвозит тебя на так называемую «тридцатку» перед цирком на проспекте Франциска Скорины и оттесняя других подскакивают две девчушки «Мы из службы досуга нам каждой по тридцать баксов или полтинник за двоих ведь немного для такого роскошного господина?» а ты мямлишь «Я по другой части я так я погулять вышел» и быстро стыдливо ловишь такси и возвращаешься в гостиницу…

Ольга сворачивает в переулок, где начинается темный сказочный лес пятиэтажек, где одну из ипостасей Бабы Яги встречаешь ежедневно и не один раз, где зеленый змий царствует безраздельно и самодержавно. Она старательно обходит мужчину, лежащего головой на газоне, ногами на проезжей части.

Не сказать, что в Филях одни пятиэтажки. Тут есть и высокие дома. Кое-где их даже много. Но все равно они здесь, как пришельцы из другого мира, они похожи на группу иностранцев в зале Пушкинского музея, их много, они громко галдят, однако хозяин здесь все же маленький, сморщенный, дремлющий смотритель, в данном случае старенькая задрипанная пятиэтажка. Ольга в хорошем настроении, приправленном приятной грустью, идет по пустым дворам и растворяется в темноте.

Здесь ходишь из угла в угол съемной квартирки и размышляешь, как водится, о сути жизни. И тут раздается звонок. Ты в халате, поколебавшись относительно своего внешнего вида, идешь открывать, а там стоит нарядная Маша Курочкина – соседка в еще очень репродуктивном возрасте. Она работает в прачечной, ты много раз сдавал туда постельное белье.

– Здрасте, – говорит она, протягивая толстую бутылку. – Помогите шампанское открыть.

Пробка действительно тугая: «Держите».

– Спасибо. А я теперь одна в прачечной. Поувольняли всех.

– А вообще – тоже одна?

– И вообще – одна, – отвечает девушка. Она говорит, глядя как-то снизу, как провинившаяся собачонка. Она уже что-то смутно ожидает.

– Это… это непорядок, – мямлишь ты.

А после Маша Курочкина плачет на кухне горькими слезами, пытаясь очистить сожженную кастрюлю: ужин сгорел, пока пила шампанское. «Хоть бы случилось что. Хоть бы умер кто. И сосед за стеной своей „Лунной сонатой“ затрахал!»

Здесь вечером натягиваешь на себя спортивный костюм, кроссовки, шапочку и бежишь в прекрасный Филевский парк мимо темных щербатых пятиэтажек. На углу – кучка подростков. Они стоят без шапок и от мартовского холодка втягивают головы в плечи, как мокрые воробьи. Пробегая мимо, чувствуешь опасность, как собака чувствует гниль. Они смеются. Кто-то из них говорит:

– Гражданин, пройдемте для выяснения наличности.

Его сигарета в темноте рисует красную дугу. Подростки смеются еще веселей.

Вот кухня на первом этаже, шторы не задернуты и видно, как солидный мужчина с седой аккуратной бородой закрывает дверь и садится за кухонный стол. В соседней комнате голубоватая полутьма, в которой, забравшись с ногами на кровать, смотрят телевизор мать и маленькая дочь.

Эта женщина сегодня долго ждала своего мужа – Аркадия Михайловича Стыгара. Он пришел поздновато, такой элегантный, пахнущий хорошим вином и чужой губной помадой. Пришел, правда, с цветами. Женщина потом долго стояла у зеркала и разглядывала свое обрюзгшее тело. Изучив некрасивое, зареванное, все в пятнах лицо, она усмехнулась и с мазохисткой радостью вспомнила и применила к ситуации хохму: «Так этому Стыгару и надо!»

Мужчина на кухне поглаживает седую бороду и достает блокнот. Он читает записи и смеется:

«Объявление на одесском пляже: «Граждане утопающие! Так как отныне государственным языком у нас назначен украинский, то крики и вопли о помощи на всех других языках рассматриваться не будут!»

«Француз женился. У него спрашивают: «Ну, как твоя молодая жена?» «Превосходно! Очень рекомендую».

«Учительница пишет записку маме ученика: «Сара Абрамовна! Моню надо мыть. Моня плохо пахнет». Ответная записка: «Сара Соломоновна! Моню надо учить. Моню не надо нюхать».