Геннадий Мещеряков - Из двух тысячелетий. Проза и стихи, принесенные ветром Заволжья

– Давай, быстрее, ухи хочется, и не хихикай, – подплыв ближе, услышали судак с подлещиком суровый голос главы.

– Все готово, разбегайтесь, – зашел по колено в воду рыбнадзор.

Времени в обрез. Они нырнули вглубь водоема, воткнувшись головами в тину. Замерли. И раздался взрыв.… На воздухе перепонки лопаются, а тут водная стихия. Хорошо, что успели зарыться в тину, поэтому не всплыли вверх брюхом.

Вверх брюхом плавал вместе с большими и малыми рыбами взрывник. Поспешил он и зацепился ногой за корягу.

– Наконец-то рыбнадзор жабры склеил, – потер плавниками брюхо подлещик, – засуетились.

– Не полностью, видишь, тянется рукой к сазану, и в воде не тонет, и в огне не горит защитник наш и первый браконьер в округе.

И вспомнил судак времена ранней юности, когда гулял с подругой в свадебном путешествии по Малому Узеню и магистральным каналам. Тогда он впервые увидел главу района у полыхающего костра, в который подбрасывали солому. Целый стог ее стоял у реки на краю поля.

– Сначала чистую воду проведем в родные Баклуши, – говорил он сидящим у костра, – и первые колонки установим у своих домов.

– Не дадут под зад за нецелевое использование бюджетных средств, – засомневался толстощекий заместитель главы.

– В денежном выражении мы выполним программу водоснабжения деревень, а с кого начнем – наше муниципальное дело. Если что, перетру с дядей из правительства.

Узнал судак от премудрого пескаря, что чистая вода была подана по трубопроводу в Баклуши уже через три месяца, и на это ушли все денежки. Далековато было до водоочистных сооружений.

Проявил активность толстощекий заместитель главы, до этого колхозный завхоз. У него был большой опыт: довелось отсидеть с полгода за растрату имущества в период развала сельского хозяйства. Отпущен досрочно по состоянию здоровья.

Слухи по рекам и озерам распространяются быстро. Один из них принес гусь. Судак тогда лежал в яме водоема, отдыхая от долгого плавания. Он же кочевник, не любит засиживаться в одном месте, не рак, не ондатра, даже не ленивый карась.

Гусь рассказывал подруге баском о впечатлениях после перелета. В Баклуши протянулась асфальтированная дорога до самого коттеджа главы района. Трещат сороки – он приватизировал целый пищекомбинат, и новый административный срок ему не светит, если только лагерный.

Одна мечта была у обыкновенного судака – увидеть мудрого рака – отшельника с клешнями – гильотинами. Провидец он: жизнь идет по распечатанной им программе. Для рыб мало что меняется. Уточняются только орудия для их ловли. Даже ловушка – морда казалась теперь детским личиком. До сих пор друг – подлещик не пришел в себя и не откликается на зов, спрятавшись в старой ондатровой норе.

– Как обычно, гонялись они за плотвой. Канал не работал, и течения не было. Двое в резиновой лодке остановились у камышей, опустив в воду концы проводов, подключенных к аккумулятору – так они называли большой ящик.

Красиво было на пруду. В нем отражалась заря, прибрежные деревья. Плескалась рыба. И тут их осенило: вновь готовят подлянку рыбаки, ненасытные террористы.

Судаку шел восьмой год, и он торпедой помчался за излучину реки. Еще сильнее рвал плавники подлещик, отталкиваясь от пугающей воды.

Прошел по телу, ударил по мозгам еще незнакомый им электрический разряд. Лишь потом, очнувшись, они узнали: в излучине было убито все живое, даже козявки, и ее назвали мертвой.

Долго обходили стороной рыбы это место, плача от бессилия и несправедливости. Но в воде не видно слез, да и не бывает слез у рыб.

Широкая река, виден лишь край Заволжья, к которому катились волны. Со лба правого берега стирали росу полотенца – тучи. На палубе теплохода у борта стоял бледный юноша, глядя на кипящую за кормой воду. След тянулся углом по далекому изгибу реки, за которым остались город, надежды. Будто выбросили его из самолета без парашюта, и надвигалось неизбежное. Лучше бы он разбился о землю сразу, когда прыгал вместе с ней в аэроклубе с парашютом. Теперь она на крыле, есть свой дельтаплан, подаренный солидным мужчиной. Заигрывает с ним, хотя в два раза младше этого денежного мешка, и вдвое больше ростом.

Улыбка у него получилась настолько измученной, что стоявший рядом мужчина в очках и с копной ковыля на голове спросил:

– Вам плохо? Я экстрасенс. Хотите открыть мне душу?

– Да хоть черту, мне теперь все равно.

Очки седого мужчины зажглись зеленым светом. Из его сумочки выглянул чертенок и тоже сверкнул изумрудами глаз.

– Вы колдун?

– Не бойтесь. Это мой кот Матвей, едем с ним в деревню на отдых. Устали в камере на девятом этаже. Лифт заработает, если дашь лифтеру на пиво. Что же вас беспокоит? – погладил он торчащие из сумки уши Матвея, словно тот подслушивал.

– Все: и душа, и сердце, и мысли.

– Поссорился с девушкой? Расстался? Другая любовь вклинилась?

– Все сразу, и многое другое. Перевешивают богатство, роскошь. А когда заговоришь о чем-то светлом, возвышенном, о нравственной чистоте, тебя даже не понимают. Уезжаю я, далеко, навсегда, чтобы вырвать, забыть.

– От себя не уедешь. Ты хоть простился с девушкой, поговорил с ней?

– Написал три слова: прощай навсегда, Гена.

– Я вижу – плачет она. Как дешево себя ты ценишь: умный, красивый, сильный. А струсил, сдался. Скорее и нет другой любви. Как ты думаешь, Матвей?

Недовольный кот выглянул из сумки, облизался и, полоснув зеленью глаз, отчетливо прошипел:

– Не – а.

«Какая-то мистика: колдун, говорящий кот. Нет только ковра – самолета» – подумал юноша.

– Будет тебе ковер – самолет. Подожди немного, – прочитал его мысли незнакомец. Юноша еще раз внимательно посмотрел на него, на кота. Точно такого же сбросили они однажды на маленьком парашюте с самолета. Сами его сшили по нормам и правилам. Приземлился кот успешно. Потом сам просился в самолет и прыгал вместе с ними. Кому скажешь, не поверят.

– Я поверю, – снова прочитал его мысли колдун.– У Матвея пять прыжков. Но только со мной и в сумке.

– Правда? – удивился юноша.

– Правда.

– Вы увлекаетесь парашютным спортом?

– Ну, это будет громко сказано. Скорее хождением пешком по водам. Невесомость приобретаем заклинаниями.

– Потрясно.

– Но это только в тихую погоду и в полнолуние. В другое время погружаемся в воду по колена и я, и кот: вес наш на квадратный сантиметр площади ног одинаковый.

– Простите меня, я совсем запутался. Матвей тоже из сказки? Ученый кот?

– Это как сказать. Ученый – справедливо. Но в сказку он может только попасть, если ты расскажешь о нем детям.

– Из меня писатель как из барабана скрипка.

– Первый раз слышу такое сравнение. А ты, Матвей, слышал, чтобы так говорили о твоем инструменте. Он иногда играет на барабане и поет колыбельные песенки. У него и сейчас в сумке лежит барабан.