Владимир Сметанин - Долгая осень Жака

Собранное золото и серебро частью пошло на оплату военачальников и неисчислимых охранников, а также на закупку еды и фуража для армии; другую часть предстояло отправить в дар халифу Салману с призывом его на помощь. С учётом дороги, на преодоление которой требовалось четыре дня гонцам, столько же – на обратный путь верному Салману с его армией, и два дня на её сборы – Абу Саид мог ожидать подмоги уже через десять дней. А там… Он разобьёт наголову всех недругов и заставить платить дань до скончания века. Все правители будут преклонять перед ним колени и искать с ним дружбы. И перегрызутся, как тарантулы в глиняном сосуде. Тогда можно делать с ними всё, что угодно. А что делать с Салманом – покажет время.

Дары халифу заняли своё место во вьюках, и тогда, накануне отъезда послов, к эмиру попросился придворный художник, рисовавший на этот раз наследника Абу Саида.

– Повелитель, – сказал он, не пряча тревоги, – не спеши с Салманом.– Я недостойный червяк, но хочу дать тебе совет. Когда мы пребывали в его пределах и смотрели на его воинов…

– Ты испугался слонов? – усмехнувшись, перебил его Абу Саид.

– Нет, повелитель. Я привык замечать всё там, куда смотрю. Привычка художника.

– И что же, – вновь прервал его эмир, в нетерпении топнув ногой, – что тебе там привиделось? У меня мало времени!

– Мне не привиделось. Когда по улице проходила конница, я заметил серую лошадь с тёмным пятном на задней ноге. Через некоторое время я увидел её снова, – лошадь с тем же пятном. Сначала подумал – это кони от одной кобылы. Тогда я запомнил черты всадника.

Лицо эмира налилось кровью.

– Он на своей лошади проехал мимо нас ещё три раза. Повелитель, они гоняли свои отряды по кругу!

– Довольно! – вскричал Абу Саид.– Замолчи ты, презреннейший из заморских шакалов! Хочешь рассорить меня с моим лучшим другом, нечестивая тварь! Ты этого не дождешься! Увести! И пусть он пьёт одну только воду. Мне некогда; потом я им займусь!

И верно: эмиру приходилось спешить.. Той же ночью он отправил отряд гонцов к далёкому Салману, с просьбой как можно скорее выступить со своим войском на помощь брату. Просьбу подкрепляли мешки с золотом. Впереди неслышно скакали разведчики на конях с намотанными на копыта тканями. Встречали их радушно, особенно, когда прибывшие открыли тюки, мешки и сундуки с подарками. И лишь когда посланцы эмира заговорили о необходимости неотложной помощи ему, халиф поскучнел лицом.

– Да продлит всевышний дни брата моего, Абу Саида! – воскликнул он. – Но основная часть войска ушла в дальний северный поход, и чтобы вернуть её, а затем дойти до владений любезного брата, потребуется много, очень много дней и ночей. К тому же поступили донесения, что армия уже вступила в бой. Отзывать её в такой момент никак не возможно. Здесь остался лишь небольшой гарнизон для охраны города и малые отряды для охраны границ.

Халиф глубоко задумался, сокрушённо покачал головой и сказал:

– Я могу отправить почтеннейшему Абу Саиду 50 воинов из их числа. Сегодняшний день – им на сборы, а завтра они выйдут в поход.

Посольство возвращалось домой в тяжелых предчувствиях. Все понимали, кто окажется виноват.

– Надо бежать, куда подальше, – наконец предложил кто-то.

– Бежать, бежать! – поддержали его сотоварищи. – Эмир снимет с нас голову.

– Но нельзя обманывать эмира, он наместник всевышнего на земле! – возразил главный посол и вынул из ножен саблю. Тотчас же это сделали и все остальные, выставив клинки ему навстречу.

– Бесчестные шакалы! – выругался он и поскакал прочь.

– Ты верный слуга, – почти не разжимая губ, молвил правитель, выслушав отчёт об ответе халифа и о бегстве гонцов. – Ты попадёшь в рай. – И приказал отрубить ему голову.

Жюль, впопыхах брошенный в свою мастерскую и на время забытый, потому что никто не осмеливался спросить у Абу Саида, что же делать с художником, искал пути к спасению. Выбора, собственно, не было. Памятуя, что эмир велел всё же поить арестанта, Жюль выбрал самую длинную и крепкую самшитовую кисть с заострённым концом, и устроился возле двери, прислушиваясь к звукам, долетавшим из-за неё. Ждать пришлось долго, и он уже потерял надежду, что сегодня ему принесут воды, когда послышались шаги и шум отодвигаемого засова.

Самшитовый стержень вонзился стражнику в глаз, и он без звука рухнул на пол, выронив кувшин с водой. Жюль быстро вымазал лицо заранее приготовленной охристо-серой краской, намотал на голову кусок ткани, снятой с убитого, вооружился его коротким мечом и выскользнул в дверь.

– Салим? – спросил голос второго охранника, когда Жюль постучал в следующую дверь и прежде чем открыл рот, она отворилась. Он нанес удар часовому не очень умело и тот издал возглас, скорее удивления, чем боли. Жюль закрыл ему рот ладонью и тотчас был укушен, но ладони не убрал и ещё раз ударил мечом. Охранник больше не кусался и повалился под дверь. Было уже темно. Жюль быстро, но осторожно двигался прочь, надеясь где-то увести лошадь. Вдалеке горели костры, с лёгкими порывами ветра доносился неясный шум. Послышался топот копыт и мимо быстро упавшего в канаву Жюля проскакал отряд конников, затем другой – они направлялись к кострам, светившимся на невидимом уже горизонте. Он нашёл привязанную лошадь, захрапевшую, когда вор отвязывал повод, но Жюль уже вскочил верхом и ударил каблуками ей под бока. Скрипнула дверь и кто-то издал угрожающий крик, но конокрад лишь пригнул голову и скакал во весь опор, удаляясь в сторону, противоположную дальним кострам. Возле них же тем временем разгоралась битва: преждевременно двинутая на врага армия эмира встретила яростное сопротивление, а поскольку численный перевес был на стороне противника, он начал теснить её. Тем более, что наспех собранные по эмирату люди, не собиравшиеся воевать, побежали обратно. Не тут-то было: сзади их встретили отборные воины охраны Абу Саида, гнавшие трусов снова в бой.

– Вы, подлые, презренные собаки, – кричал их начальник, – сшибая головы бегущим, – или вы бьётесь с врагом, или все ляжете здесь!

Но слишком мало оказалось отборных высокооплачиваемых воинов эмира, вставших перед отступающими. Их насчитывалось, по сравнению с этими трусами, всего раза в полтора больше: все они скоро полегли под ударами обезумевших беглецов. Тех немногих, кто уцелел, смели спешащие следом за откатывающейся армией неприятельские отряды.

– Долой Абу Саида! – кричали в городе. – Пусть он сам питается тремя финиками в день!

Эмир вспомнил художника Жюля. Всё могло быть иначе, прислушайся он к словам иноверца. Но теперь путь оставался только один: на северо-восток, к халифу Салману. С сотней оставшихся охранников и придворных он сумасшедшим аллюром помчался прочь из города, где уже занимались пожары, в том числе в только что покинутом дворце. Их преследовали, и некоторые стрелы долетали до отстававших, но никто не пустил ни одной стрелы в ответ. Это – понимали – совершенно бесполезно.