Владимир Сметанин - Долгая осень Жака

На этом, однако, заседательская деятельность для Ведяева не закончилась: через два дня руководитель ДК, вызвав его, сообщила, что с завтрашнего утра начинают работать курсы регионального Фонда содействия Фондам местных ресурсосберегающих и природоохранных инициатив для добровольных помощников этим фондам. Курсы платные, однако же каждому слушателю они обойдутся всего в три тысячи рублей. Но, конечно, читающим эти курсы принимающая сторона должна обеспечить питание и проживание – за счет, разумеется, тех же слушателей. По окончании учёбы им выдаётся соответствующий сертификат и тогда уж они смогут осуществлять волонтёрскую деятельность не как дилетанты, а со знанием дела. Но тут Антон Ведяев решительно воспротивился, на том основании, что от взаимодействия с полиэтиленом у него развивается аллергия, а уборка мусора непременно связана со сбором выброшенной пластиковой тары. Ему высказали порицания и намекнули что-то даже насчёт увольнения, но Антон оставался непреклонен, и от упрямца, в конце концов, отстали.

На всякий случай он рассказал об этом предложении Ольге и она полностью одобрила его отказ, заявив, что если кому-то абсолютно нечем заняться и некуда девать деньги – ну, пусть идут на эти курсы, а им, Ведяевым, сберечь бы свои ресурсы. И увольнением Антона пусть не стращают. Ольга ещё хотела добавить, что плевать им на это увольнение, но присутствие Адели остановило её. Подумав непродолжительное время, дочь подошла к Антону и доверительно сказала:

– Да знаешь, папа – плевать на это увольнение. Правда?

И Антон облегчённо вздохнул: у него и без того много дел. Суматоха его раздражала, особенно срочная и потому нервная, возникающая от чьего-то недомыслия. Он не предполагал, что скоро её прибавится, и ещё как прибавится! Поэтому некоторый период затишья в делах пришёлся очень кстати.

Василиса Рябинина, 24 лет от роду, слыла уже закалённым тружеником пера и являлась редактором отдела писем и культуры городской газеты «Верный путь», учредителем которой выступала администрация Солегорска. Газета здесь имела статус самой старой и заслуженной, тогда как в целом насчитывалось в пределах города и Солегорского сельского района около трех десятков изданий. И название она неизменно носила со дня своего основания в 1929 году. Рыночные перемены не повлияли на него, поскольку не вызывало сомнений, что каким бы ошибочным ни являлся прежний путь, нынешний – он как раз и есть верный. Не так счастливо обстояло дело с предприятием, давшим название городу. В пору обновления и появления прогрессивных механизмов экономического развития руководители города безостановочно мотались по презентациям каждый день появляющихся, роскошно оформленных точек торговли и сервиса, а с руководством – обязательно начальник солерудника – депутат и почётный гражданин города. За этими заботами как-то было выпала из виду необходимость укрепления старого, обветшавшего предприятия, выдающего соль. Тем временем выяснилось, что конкуренты провели модернизацию и оптимизацию и вдруг резко затормозили отпускную цену, чего не могли себе позволить солегорцы. Поддержать финансово рудник горадминистрация не имела права, кредиты стали слишком дороги. Оставался один только приемлемый выход – не платить рабочим зарплату, и с этим справились вполне успешно. Однако через три месяца уволился последний рядовой соледобытчик и остался один лишь отряд управления. Ещё две-три недели управленцы лихорадочно перекладывали с места на место уже никому ненужные бумаги, а затем расформировались. Лишь уголок в городском музее, отведённый под солерудник, напоминал о его славных днях. Особенно восхищала экскурсантов соляная люстра, до мельчайших подвесок вырезанная из прозрачных кусков хлоистого натрия. Были ещё многочисленные фотографии. Но и только. Теперь гендиректора предприятия на торжества не звали, и у него появилась пропасть свободного времени для работы, да только прежней работы уж не имелось. Почти так же обстояло дело и с отделом писем газеты «Верный путь»: письма граждан, тёкшие прежде бойким ручейком, стали весьма редки, поскольку при большом раздражении граждане обращались непосредственно в прокуратуру. А при незначительном недовольстве вообще относились к его источнику наплевательски. Поэтому отдел писем решили догрузить сферой культуры, и тут у Рябининой набиралось достаточно работы. Даже и в городе культурным мероприятиям не чинилось никаких препятствий, в селах же их разворот поражал широтой и полной самоотдачей, вплоть до рукоприкладства: народ непосредственный, искренний и не избалован праздниками. На презентации попадает крайне редко, практически никогда.

– Василиса! – кричал редактор сквозь тонкую стенку, – сейчас в Светловке собираются поздравлять с юбилеем начальника почты. Ей 50. Раньше позвонить забыли. Ты давай с Николаем выезжай не медля!

– Там где?

– Вестимо, в клубе.

Лёгкая на подъём Василиса брала сумочку с блокнотом, фотоаппарат и, оторвав от стрелялок молодого шофёра, без заминки отправлялась на юбилей.

– Василиса! – звонил вечером неугомонный редактор. – Там пожар в «Стройсервисе», как раз всё в разгаре. Ты загляни, пожалуйста. Я бы сам, но мне далеко, а тебе – совсем рядом. Хоккей?

Иногда служба изрядно доставала Рябинину, поскольку она, как самая молодая, бывала бросаема на прорыв – туда, где требовалась быстрота и поворотливость, хотя неповоротливые в «Пути» и не задерживались. Особенно хлопотными выдавались летние дни, когда наступало время отпусков – тут уж приходилось трудиться за двоих, поскольку и всего-то народу в редакции вместе с бухгалтером и шофёром насчитывалось десять человек. Но за Рябининой дело не стояло, из номера в номер она давала добротные материалы. В последе время Василиса повышенный интерес проявляла к историческим аспектам территории, к старине. Никаких установок сверху на этот счёт не имелось, но раз человек хочет предметнее вникнуть в эти вопросы – пусть вникает. Тем более, что пишет интересно. Причуды есть у всех, главное, чтобы дело не страдало. Нашёлся тут ещё один энтузиаст краеведения – переводчик в издательстве «Фолиант», располагавшемся в том же здании, что и «Верный путь». Он засиживался на работе иногда допоздна – неизвестно, над чем, корпя: или переводил очередную главу очередного модного европейского писателя, или сочиняя трактат о местных достопримечательностях. Игнат Коростелёв был не местный, но уже долго жил и работал здесь, и не приходилось удивляться, что помешался он именно на солегорской истории и даже шире – на истории региона. Строение, где гнездились «Фолиант» и «Верный путь», принадлежало когда-то райкому партии и поговаривали, что ночами по его коридору неслышно бродит тень самого первого первого секретаря т. Шибаева и грозит квартирующим пальцем. Но Коростелёву он, кажется, не докучал; по крайней мере, тот покидал иногда свой кабинет близко к полуночи и никаких тревог на его лице не отражалось. Но если т. Шибаев бродил по зданию ночью и беззвучно, то днём тут передвигался кто-то другой, или он же, но уже невидимый, зато хорошо слышный: скрипели старые половицы, и время от времени где-то брякала упавшая со стола ручка, хотя никаких причин у неё для этого не имелось. Особенно пугалась этих потусторонних звуков бухгалтерша, которая взвалила на себя уборку офиса из трех редакционных комнат. Поэтому она начинала мыть полы, пока ещё кто-то тут оставался, и производила все работы с замечательной скоростью.