Федот Симонов - Губернские бега. Сон русского человека

Матвей хлопнул потихоньку Дашу по плечу, улыбаясь, сказал:

– Ладно.

Даша пришла в свою комнату, посидела в кресле, потом посмотрела в окно, во дворе никого не было и ей так стало скучно, она не знала, что делать ей. Она вспомнила Матвеево встревоженное лицо, подумала:

– А все-таки сказал мне неправду, что его могло так расстроить, – думала она.

Даше не хотелось ничего делать: ни вязать, ни вышивать, ни читать. Она пошла в комнату матери. Открыв дверь комнаты матери, она увидела мать, сидящую в кресле, вид у нее на лице встревоженный и грустный. Мать подняла глаза и уставилась на дочь. Даша не удержалась:

– Да что вы сегодня все такие мрачные, вас, что собака бешеная укусила?

– Садись, доченька, рядом.

Даша села. Мать обняла ее и зарыдала.

– Да успокойся, маменька.

Мать, немного посидев, начала рассказывать:

– Этот Боров-то, знаешь, что он сказал. Говорит, в воскресенье приедет в гости с женой и двумя сыновьями, если ты, Дашенька, кому из них понравишься, то вроде бы, он не против будет взять тебя в снохи.

– Надо же, наглец, что сказал. Ну а ты, что ему сказала?

– Что я ему скажу? Сказала, приезжайте в гости, гостям я всегда рада.

– Маменька, да ты у меня просто дипломат, все правильно. Прикажи для гостей приготовить стол, мы встретим их, – Даша громко засмеялась. – Из-за этого ты и расстроилась, да теперь будут к нам посещать один за другим сваты, и ты будешь каждый раз расстраиваться и плакать.

Мать успокоилась, потом долго кое о чем говорили. Наконец, Даша сказала:

– Ну ладно, маменька, я пойду.

Поглядела в окно, Матвей стоял у ворот конюшни. Даша от матери пошла к Матвею, вышла на крыльцо, Матвей увидел ее и пошел на встречу. Они ходили по двору, стояли, сидели на крыльце, разговор как-то у них не шел, как прежде. Матвей думал о своем, а Даша думала о своем, как она будет встречать гостей, сказать ли Матвею об этом:

– Сказать я ему скажу, но когда? Сейчас или завтра в эту пору. Матвей, конечно, придумает, как этого подлого человека встретить. Матвей, я что-то сегодня так устала, давай пойдем спать.

– Я тоже, Дашенька, устал, пошли.

– До завтра, Матвей.

И они разошлись на отдых по своим местам. А когда мать вошла в ее комнату и спросила, что она делает, сказала:

– Ой, маменька, после обеда Матвей меня поведет посмотреть деревенских девчат и ребят, которые по вечерам в субботу собираются на какой-то хоровод. Там будет и гармонь, балалайки, гитары играть, песни будут петь, плясать.

– Я, доченька, это знаю, сама ходила на такие хороводы, когда жила в деревне с мамой и отцом. Ой, Господи, в лаптях ходила, как твой Матвей.

– А как же ты барыней стала? – спросила Даша.

– Да вот так, что-то уж и не помню, что делала на дворе летом, а в это время ехал один московский барин, увидел меня и прямо заехал во двор. Зашел в комнату и давай маму с отцом крутить-вертеть: «Пустите девку жить у меня, нянчитесь с дочкой, что вы ее дома держите. Я, – говорит, – ей буду платить, да я дам вам денег вперед». Барин такой ласковый был, документ показал, адрес свой дал. Ну, мать, отец поговорили, поговорили, да и мне сказали, я и согласилась. Привез меня барин домой в Москву, ну он сказал жене: «Наконец, привез тебе няню, отмой ее хорошенько, да и одень, чтобы на барину походила, научи, как надо барышне служить». Барыня была очень добрая, да и барин был неплохой, только был пьяница и картежник. Через год, наверное, не больше, барин привел к себе твоего папеньку, пили, пили, и вот барин пристал к твоему отцу: «Давай в карты играть и все». Твой папенька потом по пьяни сказал: «Я с тобой играть буду так, если я проиграю – 100 рублей отдаю, если ты проиграешь, то ты мне отдашь няню свою Грушу». Барин согласился, а твой папенька взял подписку с него. Стали играть и барин проиграл твоему папеньке. Господи, как его барыня просила, плакала, давала ему 500 рублей, а он нет и все. Потом твой папенька стал уговаривать меня: «Это разве барин? Человека проиграл. Да я тебя увезу в имение свое к своей старушке-матушке, ты только будешь присматривать за ней. Жить будешь с ней, 50 рублей буду платить тебе каждый месяц. Соберешь деньжат, человеком будешь независимым». Мне обидно стало, что барин играл на меня, а тут наш деревенский пришел, да и сказал, что отец умер, а через месяц и мама умерла. Говорит, адрес мой потеряли, а вот там сосед стал переходить в нашу избу временно пожить, стали уборку делать, да и нашли бумажку, прочитали, а это мой адрес в Москве, вот он и приехал сказать. Вот, я и согласилась поехать сюда. Я и расписку взяла у папеньки твоего, что он будет платить 50 рублей, а вот за что, он не написал, а я не грамотна. А как привез сюда, он так мамаше своей и объявил: «Это будет моя жена». Мне было 18 лет, а ему 32. Я против была, не хотела замуж идти. Так если бы один он крутил меня, я бы не пошла за него замуж, а то и мать его стала меня смущать, уговаривать. Я и согласилась. А как стала говорить ему, что надо под венец пойти, законной быть женой, а он, вот погоди да некогда. А как увидел, что я тобой беременна, он и укатил в Москву, вот так и живем.

– А деньги ты брала 50 рублей в месяц?

– Брала, покуда матушка его была жива, а как умерла, он и не стал мне платить. Говорит: «Я тебе платил за уход маменьки».

– А как же я?

– Ты совсем, Дашенька, другое дело, как ты родилась, твой папенька приехал, сам понес тебя крестить в церковь, крестным взял какого-то офицера, сейчас он, говорит, генерал.

– А крестная кто?

– Крестная, дай Бог ей царствие небесное, нашего батюшки попадья. Он все оформил, как полагается, что ты его дочь и единственная наследница, только вот завещание никак тебе не дает.

– Даст, куда он денется.

– Давай-ка, доченька, я тебя наряжу.

Зачесав дочери волосы назад, мать стала плести косу. Коса вышла толстая, длинная, ох, какая красивая вышла коса. Мать взяла шелковую широкую ленту и на конец косы вплела, а потом сделала бант.

– Вот так хорошо, теперь можно платок одевать, а можно и так.

Потом мать пошла, у экономки взяла широкую ситцевую юбку и такую же кофту в талию. Надела на дочь, и Даша стала прямо деревенская девка, только лицо своей нежностью да руки белые и мягкие давали знать, что Даша не из простых.

– Ну вот, что-то похоже на деревенское, – сказала мать, – она, доченька, не знаю, как тебе сказать, девка всегда хочет выглядеть лучше, чем она есть, не знаю от природы это или от того, чтобы поймать себе побогаче жениха.

– Ну, ты, маменька, и скажешь, побогаче. Ну, вот я Матвея люблю, что он богатый?

– О нет, доченька, ты себя не ровняй, ты Матвея любишь от повеления сердца, потому что ты богата и не думаешь о будущей своей судьбе, и все-таки ты его любишь за красоту его.

Даша посмотрела на мать и сказала: