Руслан Каштанов - Шарада

Конечно, дело было не в том, что я опасался не выбраться в одиночку. Это было пустяком. Дело было в другом…

Я могу пройти сотню километров, истекая кровь, сделать свой последний выстрел, в муках удушья отыскать воздух, и дышать, во что бы то ни стало. Ранение давало мне стимул. Ампутация рождала фонтом, с помощью которого я чувствовал боль, а значит, жил дальше.

Нет, дело было в другом…

Кажется, Максу было не очень хорошо. Мягко говоря.

Я проверил его пульс. Он дышал. Но совсем слабо. Мне казалось, он на пороге смерти. Я не знал, откуда взялось это чувство. Что-то мне подсказывало. Я боялся прикоснуться к нему – вдруг у него был травмирован позвоночник, или еще что…

Нельзя было будить его.

–Я не могу потерять и тебя тоже! – вырвалось у меня.

У Макса не дернулся ни один мускул в ответ на мой срыв. Но я почувствовал его изумление, потому что, как мне кажется, он еще ни разу не видел меня в отчаянии.

Я говорю уже более спокойно:

–Еще одной потери я сегодня не перенесу. Хватит…

О чем это я? В чем же здесь дело?

Ах, да.

Потери.

Прощай, Кирилл! Прощай, братан!..

Иногда мне кажется, что я непобедим. Но именно в эти моменты я осознаю, что лучше бы спуститься с небес на землю, и осознать свою телесность, свою смертность.

Я обычный молодой человек, как ни крути; рано оставшийся наедине с самим собой, побывавший под опекой разных людей, знающий, что значит трансформироваться в нужный момент, и не застревать на одном месте.

Безусловно, я эгоцентрик, и это замечают окружающие. Никто не говорит мне об этом. Я не позволяю этого. Я охраняю свою территорию, как могу.

Недавно, по долгу службы, я впустил в свою жизнь людей, которые назвались мне друзьями. Никогда бы не подумал, что решусь на подобное. Постоянно находясь «аутсайдер», я снимал броню редко, и то в присутствии только пары человек, своих верных подопечных. Невозможно постоянно ходить роботом. Нужно открываться не намного время от времени. Я никогда не планировал дружественных отношений, – от всего этого отдавало пустотой и никчемностью. Оказалось, что все совсем напротив…

Служба – вот моя жизнь. Все мы кому-то служим, в разной степени. Я смог послужить разным людям, и в итоге извлек ценные уроки. Ценный из них: «важно понимать себя; знать, чего ты хочешь на самом деле; знать это точно, наверняка; и только тогда за тобой пойдут люди».

Колодец самопознания неисчерпаем. В нем нет дна. Только лишь огромное ничто, звездное и холодное.

Временами я стараюсь собрать все, что удалось отыскать, на что-то случайно наткнуться, остановиться, разглядеть с разных сторон (бывало, я расставлял заметки, чтобы не забыть этот отрезок пути); но этот титанический, и ничем невосполнимый труд, не вел ни к чему конкретному.

Я состоял из дихотомий. Из разных точек вселенной. Во мне бушевали противоречия и терялись смыслы. Остановиться на каком-то одном жизненном отрезке, и апеллировать несгибаемыми принципами, заведомо виделось мне явным ограничением.

Мужчина должен развиваться. Он не может постоянно оставаться ветреным юнцом.

Что сможет сделать этот «молодой простак» в дряблой шкуре алкоголика, когда наступит нужный момент? Начнет ли он действовать? Или будет продолжать топтаться на одном месте (как это было обычно)? Кого он убедит в своих интересах? Кто поверит этому типу?..

Нет, мы должны уметь смотреть шире. Жизнь одна. Разгадать эту загадку неподвластно никому. Но у нас есть шанс заглядывать за ширмы. Завоевывать новые земли. Быть постоянными первооткрывателями.

И смотреть при этом в свою бездну без ожиданий того, что там когда-нибудь забрезжит свет.

Весь этот внутренний шторм удовлетворял меня.

Меня разрывало на половины, и я почти поддавался, перевоплощаясь чаще, чем того требовало общество от человека; иногда даже чаще, чем было нужно.

Знатоки отправили бы меня работать в театр. Развлекать публику, примеряя на себя разные образы.

Но меня интересуют совсем другие двери; и я вхож в них.

За ними есть все, что мне нужно.

Я смотрю на Запад, и мне улыбается благо цивилизации; смотрю на Восток – и перед глазами вечная неизменность бесконечности.

Я straight, gay и bi. Когда как в постели я, скорее всего, один.

Я одновременно люблю секс, и я же асексуален. Мне привычно ощущать себя на седьмом небе от удовольствия, и испытывать стыд за грех, границы которого всегда размыты для меня.

Я безработный. Но мое хобби высоко оплачивается.

Я воин и миротворец.

Я друг, и я же враг.

Меня любят и опасаются.

Во мне свет и тьма.

Во мне мир.

Во мне война.

Разрушение и смерть.

Покой и созидание.

Я хочу войны.

Я хочу мира…

Эпизод 4

Тим Призывает Свою Смерть

Момент того, как я нашел такси и сел в машину, оказался упущенным. Он остался позади, за стеной тумана. Там, где остались проблески сознания и временного самоконтроля.

Я очнулся, заметив, как ярко горит фонарь, много ярче остальных вдоль дороги. Я встретил этот луч света еще за десятки метров, затем поздоровался с ним, когда мы проезжали мимо, и уже в следующий момент я провожал его отражение в зеркале за окном.

–В городе темно, – вдруг сказал таксист; парень, не многим старше меня. – Лет десять назад, когда мы с отцом ехали по ночным дорогам, мне казалось, что весь город сияет. Всё в огне! Чертовски красиво! Безусловно, многое в том возрасте мне виделось красивым…

…И бабушкин дом, где я проводил лето. И клумбы с цветами вокруг подъезда, за которыми так усидчиво ухаживала соседка. И новая машина, взамен старой, – неожиданное приобретение родителей…

–Куда мы едем? – спросил я у него. – Я не узнаю эти улицы.

–Ты многого не знаешь об этом городе. Об этом месте Потому что ты не отсюда. Ты чужой. И здесь тебе никогда и ничего не сможет стать родным.

Более того, я сам этого не хотел. Сопротивление получало все, что, по природе своей, желало идентификации со мной: люди, места отдыха, рабочий стол, фонетический и вкусовой набор индустриального города, и многое другое, что попросту оставалось без внимания. Мне думалось, что это был единственно верный шаг, чтобы сохранить свою преданность тому, от чего уже давно хотелось отдалиться. Уже много дней и долгих часов я стоял на распутье. Две дороги: та, и эта… Одна из постоянных проблем заключалось в том, что прошлое невозможно было отменить. Оно постоянно всплывало во снах… Многое из того, что вытесняется силой, приходит снова, когда наступает очередной финал бодрствования.

–Мы не способны отпустить часть себя, – сказал таксист. – Это самообман. Одно из трагичных правил, по которым развивается жизнь. Боль живет вечность. И только через боль мы познаем этот мир.

Каким-то образом, на каждом перекрестке, ему всегда сопутствовал зеленый свет. Поэтому мы никогда не останавливались. Улицы, одна за другой, меняли свой профиль, и ни один из них мне не был знаком. Это был тот момент, когда снова задаешься вопросом: «Для чего же я опять так напился?». Действительно, для чего? Уж точно не для того, чтобы волноваться за проложенный путь до дома, который выбрал долбаный таксист.