Руслан Каштанов - Шарада

Но я любил поговорить, и как любая птица-говорун не старше двадцати лет, я расценивал консультационный процесс именно так, как то обозначилось на дверях кабинета, – психологическая разгрузка, – и ничего более.

Короче говоря, я был глуп. Горькая правда…

–Нам необходимо поговорить о твоей семье, – в какой-то момент заявляет мне Нелли. – Расскажи о своих родителях, какие с ними складывались отношения.

Наверное, уже все знают, что это вопрос на миллион. Рано или поздно, но об этом нужно говорить. Ибо ответ на этот вопрос – большой шаг к тому, кто и что ты есть на самом деле. Я понимаю это, но только не здесь, не в этих стенах. Здесь я об этом забываю напрочь. Меня волную только я, и больше ничего. В этот час я превращаюсь в законченного эгоцентрика. Мои эмоции и чувства сейчас гораздо важнее, чем какие-то правила, по которым действует психика.

И дело не в том, что конкретно говорит клиент по поводу отношений со своими родителями. Важно то, что можно вытащить из этого ответа. То, что стоит ЗА этим ответом. Призрачное нечто, которое способен разглядеть и придать ему форму только психолог-консультант.

Это профессиональный дар, который находится в бесконечном развитии. Как и дар жизни. Как и любой другой дар, данный нам судьбой.

Я сказал:

–Моя семья… Черт, да я люблю свою семью! У своих родителей я один. Наверное, поэтому я автоматически попадаю в категорию эгоистов.

–Не обязательно.

–Мне частенько казалось, что я из этих людей… Ну, вы знаете. Которые думают только о себе, и ни о чем больше. Отец говорил, что здоровый эгоизм – это хорошо; капелька еще никому не повредила. Мать не желала присоединяться к подобному мнению. Хотя обнаружить между ними даже малейшее разногласие было сложно…

Я задумался… Вспоминал своего отца и свою мать… Я по долгу не вижу их…

–Вообще, у нас очень дружная семья! Все в нашей семье, – родственники, их родители, – по сути, замечательные люди. Дисциплинированные, ответственные и трудолюбивые. В меру самодостаточны, и в меру самокритичны…

Но, на самом деле,

(я как-то неловко заелозил в своем кресле, и голос мой стал на полтона тише)

На самом деле, мне достаточно трудно обнаружить что-то по-настоящему общее между мной и ними. Возможно, я чем-то похож характером со своим дедом… Могу сказать точно, что от матери я взял усидчивость, а от отца, – легкость в исполнительстве.

И это, пожалуй, всё…

Видите ли, мои родители деловые люди. Они бесконечно заняты. Ну, знаете… Работа в большой и серьезной организации, огромный товарооборот и все прочее! Я вижусь с ними редко. Гораздо реже, чем они видят друг друга. Они работают в разных отделах. Но все проблемы решают вместе. Так было всегда.

По большому счету, я завидую им. Они обрели друг друга. Им хорошо вместе. И не я один такого мнения, что им больше никто не нужен в этом мире.

Мне бы тоже хотелось разделить с кем-то свое счастье. Хотя, это мне представляется мало возможным…

–В чем причина этой невозможности?

Я молчу. Пойти дальше своей вынужденной лжи я не могу.

–Это не важно, – уверенно говорю я. – Наверное, это всего лишь заблуждение…

-В твоих глазах нет жизни!

Это были слова моей матери, адресованные мне во время одной из наших дискуссий. Продолжительные препирания могут порождать деструктивную критику. Она сказала это не для того, чтобы задеть меня. Мало того, что в ее словах была правда (и я не смел обижаться на факт); это было следствием благих намерений, которые достоин получить каждый ребенок от своих родителей, какие бы формы эти намерения не обретали.

–Нужен блеск! – добавила она, взмахнув раскрытой ладонью в воздухе. – Стремление! Необходимо обнаружить область, в которой тебе будет интересно! Испытать в своем деле страсть! Почувствовать ритм, в котором ты можешь двигаться!

Неприятная мысль заключалась в том, что в большинстве областей знаний, накопленных за все время существования мира, я почему-то натыкался на пустоту. Я испытывал интерес к жизни как таковой, не более. Если уж речь заходила о деловой страсти, то в последнее время с удовольствием я мог исполнять только пару вещей, – развлекаться и получать наслаждение (очевидно, так я заглушал свои неприятные мысли и чувства).

Естественно, я не мог сказать такое вслух. Я даже с самим собой этого не обсуждал.

Поэтому, как и всегда, я решил отшутиться:

–Если нужен блеск в глазах, я могу закинуться парочкой качественных колес. Эффект будет на лицо. А там уже и ритм, и страсть, и все, что хочешь.

–Тим, сынок, это серьезно.

Подключился отец.

–Через год ты кончишь школу. Ты ведь понимаешь, что это значит?

–Я смогу спокойно бухать?

–А вот и нет. Это значит, что в ближайшие сроки ты должен определиться с тем, что ты будешь делать в будущем. Извини, но так устроен мир.

Я хотел снова сострить, но он меня опередил.

–А если нет, то я устрою тебе проходной конкурс в stand up, раз ты такой остряк! И только попробуй там облажаться!

Его терпение было на пределе. Поэтому мне оставалось только обреченно вздохнуть и согласиться с ним.

Стоит ли говорить, что я всегда хотел быть ближе к ним? Не прятаться от них за второсортным юмором, инъекцию которого мне ввели еще в раннем детстве через телевизионные шоу. Проявлять инициативу. Быть более или менее воспитанным. Принимать общие решения, а не быть препятствием…

Мысль о том, что я был «незапланированным» возникла как-то сама собой. Автоматическая реакция на холодность чувств. Осознание правды подобного рода влекло за собой весьма странные ощущения, идентифицировать которые я так и не решился. Не было никаких обид. Я никого не винил. Только почувствовал, что почерствел. Словно отстранился от всего мира. И как будто повзрослел на пару десятков лет. Жаль, что от этого не прибавилось понимания жизни и ее смыслов, которые я порой искал чуть ли не в каждой запятой.

Благо заключалось в том, что меня оставили. Не выскребли из утробы, и не слили в трубу. В конце концов, не отдали в детский дом (последнее, конечно, было невозможным; не тот случай).

Мне дали шанс познать свет этой жизни. Мои отец и мать приняли и любили меня так, как того им позволяла их душа. Их общность.

Между нами всегда было огромное расстояние. Долгие часы пути с одного полушария на другое. С одного конца планеты на другой.

И мне чертовски жаль, что им так и не довелось узнать меня настоящего.

Думают ли они об этом? Вспоминают обо мне, как об утраченной части себя?

Ищут ли меня?

Находят ли меня в самих себе?

У нас были неподдельные чувства. Каждый из нас был искренен в своих личных проявлениях. Мы всегда способны были дать друг другу зеленый свет.

Но мы не смогли узнать о себе правду…