Сергей Миронов - Домочадец

Вальтер взял с подноса вторую чашку и взглянул на меня исподлобья:

– Вот где на самом деле проблема! Оголтелый успех с непредсказуемыми последствиями для собственного здоровья или самосохранение при минимальном потреблении материальных благ?

Шмитц допил чай и поблагодарил Веру за завтрак.

– Какой всё же вкусный здесь хлеб, – сказал он суетившейся у стола хозяйке. – Обедать будем в два часа. А сейчас пойдем в сад.

Состояние растительности в цветнике Вальтера вполне удовлетворило. Пышные ряды отборной герани поражали безудержным буйством красных и белых соцветий. Рядом капли росы приглушённо блестели на лепестках кофейных бегоний. Легкомысленные тёмно-оранжевые бархатцы испускали терпкий медовый аромат.

– Мне кажется, ты прекрасно проводишь каникулы, – сказал Вальтер, внимательно осмотрев благоухающую клумбу. – Кстати, у меня есть для тебя обнадёживающая новость. Это касается твоих занятий искусством. Но об этом поговорим позже. А пока расскажи, как тебе здесь живётся.

Мы сели на пластмассовую летнюю скамейку, и Вера, всё это время сопровождавшая нас, ловко подложила под спину Вальтера подушку. Мой рассказ содержал в основном описание прелестей местной природы и моря. О своих скупых на события буднях я промолчал. Вальтер сосредоточенно слушал меня и удовлетворённо кивал головой. В его понимании каникулы я проводил плодотворно.

Вера принесла десерт, и мы приступили к взбитым сливкам с клубникой.

– Знаешь, Андрюша, я практически получил согласие известной гамбургской галереи на проведение твоей выставки, – спокойно сказал Вальтер, проглотив скользкую пурпурную ягоду.

Я мужественно воспринял эту новость и каким-то неведомым усилием сдержал жуткий по силе приступ восторга, который чуть было не завершился истошным криком на весь сад.

– Я думаю, тебе небезразлична судьба Анжелы. – Шмитц резко сменил тему и быстро покончил с десертом. Он взял со стола портсигар. Переход от сладостей к табачному дурману он свершал без раздумий. – Твоя мать посещает сейчас курсы немецкого языка… Да-да, не удивляйся. Именно посещает. Ей нужно получить языковой сертификат. Для этого необходимо сдать экзамены, а чтобы допустили к экзаменам, нужно ходить на лекции, да ещё следует заплатить за обучение. Такие у нас порядки, – развёл Вальтер руками. – Но ты– то знаешь, что Анжела прекрасно говорит по-немецки, и экзамен она обязательно сдаст. Это всего лишь неприятные формальности, заставляющие профессионала на какое-то время усомниться в своих лингвистических способностях.

Вальтер закурил. Я переваривал сногсшибательную новость, затмившую смысл нашей беседы.

– Анжела очень рада, что ты прижился в моём доме. Впрочем, этот дом не только мой, но и твой. Я хочу, чтобы ты это почувствовал. – Шмитц попросил Веру подать кофе. – Но более всего Анжела рада твоим успехам в живописи. Твоя будущая выставка в Германии – бесспорный успех.

Последнюю фразу Вальтер произнёс почти торжественно, с чувством особенного удовлетворения, вызванного его непосредственным участием в организации моей выставки.

– Сейчас я вижу свою задачу в том, чтобы оградить тебя от грязных, порой жестоких наплывов реальности и дать возможность полноценно заниматься искусством. У нас для этого существуют специальные фонды, которые выдают гранты молодым перспективным художникам. У вас же такие, как ты, брошены на произвол судьбы. Поэтому твоим меценатом должен стать я! – Вальтер решительно ткнул себя в грудь указательным пальцем.

Он позвал Веру и велел ей убрать со стола. Вечером он планировал спуститься к морю, но сначала хотел отдохнуть после дороги. Я проводил Шмитца до спальни (бывшей детской). На мгновенье он задержался в дверях и ещё раз молча заключил меня в свои могучие объятия, из которых я тактично выскользнул с пожеланиями приятных сновидений.

Я отправился к себе на третий этаж и с лестницы бросил беглый взгляд на Вальтера, который застыл в дверном проёме в переливчатых накатах мягкого дневного света, опоясавшего желтоватым контуром его тёмную однотонную фигуру. Не светловолосый ли мальчик с помятой фотографии застенчиво смотрел сейчас на меня, лихо взбегавшего по ступеням в отреставрированную мансарду?

Я поднялся к себе и рухнул на твёрдую тахту. Я слышал, как Вера мыла в кухне посуду и кто-то газовал на легковушке, пытаясь запарковаться в тесном дворе соседнего дома. Вальтер культурно похрапывал в своей уютной спальне. За его благодеяниями я чувствовал указующий перст моей матери. Она уже давно смирилась с тем, что я серьёзно болен абстрактным искусством, и сдерживать моё увлечение, переросшее из студенческой болезни в жизненный принцип, больше не могла.

Я лежал, уткнувшись носом в подушку, и пытался разгадать загадку тесного дивногорского мирка, в котором странным образом уживались равнодушная ко мне Стэлла и принципиальная Джулия – Одинцова. После отъезда Вальтера я собирался пригласить их на свой вернисаж, помня про сложное отношение Шмитца к малознакомым посетителям его дома. Но относились ли к таковым мои будущие гости?

На ужин Вера приготовила жареную картошку с грибами. Вальтер, спустившийся в зал в банном халате, выглядел после душа отдохнувшим и бодрым. Он пребывал в прекрасном расположении духа.

– Ну что, идём на променад? – В этой фразе не содержалось вопроса. – Я дико соскучился по Балтийскому морю, по морю у Раушена 4.

За ужином Вальтер расспрашивал Веру о её впечатлениях от работы по дому. Книгу, в которой Вера фиксировала продуктовые и хозяйственные расходы, он повертел в руках и, увлечённый её рассказом, а изъяснялась она на ломаном английском, пренебрежительно бросил на журнальный столик. Поинтересовался он и здоровьем Вериного сына, который был подвержен простудным заболеваниям и потому часто пропускал школу. Напоследок, вставая из-за стола, он по традиции поблагодарил Веру за вкусный ужин и спросил, все ли его денежные переводы она получила?

Мы шли вдоль самой кромки моря. Оранжевый диск солнца фосфоресцировал над горизонтом на грани падения в воду. Закат надвигался на берег, охватывал пляж и песчаные откосы. Я наблюдал за медным ползущим отливом солнца по ровной воде и мне хотелось вплавь достичь низкого затухающего шара, погружавшегося в морские глубины.

– Знаешь, чего мне иногда не хватает? – Вальтер остановился. – Мне не хватает той чудесной, порой опасной новизны ощущений, когда вдруг впадаешь в дикий восторг от ледяного жжения капли росы, попавшей за шиворот ранним утром, или взвизгиваешь при виде ухмыляющегося кузнечика, прыгнувшего на плечо из высокой травы. – Вальтер помолчал и попросил у меня бутылку минеральной воды, которую вместе с полотенцами и плавками я тащил в рюкзаке. Он сделал два глубоких глотка и прополоскал рот шипучей, сильногазированной водой. – Сейчас, если что-то подобное случается со мной, я отмечаю про себя, что в школьном возрасте я обязательно бы возрадовался порхающей бабочке над дикими розами в дюнах. – Вальтер сделал ещё два глотка. – Возраст сужает сферу жизненных ощущений. Сегодня я радуюсь стабильному состоянию духа, подкреплённому деловыми успехами, радуюсь домашнему покою и благодарю Господа за то, что он не отнял у меня – потенциального пенсионера – возможности самостоятельно передвигаться по этой чудесной балтийской земле. Ну что, здесь остановимся?