Марта Шарлай - Лени Фэнгер из Небельфельда

Леон успокаивает Лени, говорит, если она видит лесных дев, то, должно быть, те хотят заманить её саму. «Нет, Леон, нет! Разве ты не видишь – вон та, самая красивая, с самыми длинными и светлыми волосами, не отрывает от тебя глаз, машет тебе рукой!»

Лени и теперь сдаётся: войди она в лес, увидит тех же лесных дев, правда, теперь она боится не их песен и хороводов, но что Леон будет с ними.

Преодолевая страх, пробирается Лени к Никсетрэнен. Вот печальнейшее место на земле, а вовсе не Верона, где погибли в любви, оставшись навсегда вместе, Ромео и Джульетта.

«Ты помнишь легенду о Лореляй?» – спрашивает Леон. Лени подтверждает, что помнит. Он опускается на траву подле лесной реки. Сейчас развернётся над девочкой тёмным шатром его голос. И вот она уже садится, подогнув под себя ноги, и глядит не мигая в тёмные глаза Леона – в них отражается её лицо. Лени делает вдох и медленно, потихоньку выдыхает, боясь пропустить хоть слово из уст брата. Она сейчас хищный зверёк на охоте: вся слух и зрение. Её добыча – сказки Леона.

«Помнишь ли ты, Лени, эту великую волшебницу, что пела сладкозвучные песни, чарующие моряков, так что они разбивались о скалы?» – Лени кивает, но не произносит ни звука, вся устремлённая в голос Леона. «Стоит ли скорбеть о них, по ком вечно проливала свои слёзы золотоволосая Лореляй!.. Эта река называется Никсетрэнен. Её воды – слёзы убитой горем рейнской девы 3 3 Nixetränen ( нем. ) – слёзы нимфы. *. Те, кто посвящён в тайну, так и говорят: „В слезах Лореляй не водится рыба – горечи полна эта река“. Вода в Никсетрэнен всегда прозрачная и тёплая – это не остывают горючие слёзы Лореляй, пролитые по несчастной девичьей судьбе».

Лени слушает как заворожённая. Она подбирается к самой воде, зачерпывает в ладошку и умывается слезами Лореляй. Потом склоняется над рекой, пытается разглядеть что-то.

«Не старайся, Лени, – говорит Леон, – ты не увидишь Лореляй, она пожелала истаять в собственных слезах, и только на рассвете, когда солнце бросает сюда свои лучи, гладь реки так сверкает, что слепит глаза – напоминание о золотоволосой деве».

Леон рассказывает дальше, как Лореляй, думая, что сможет раствориться в тумане, шла сюда, в Небельфельд, от самого Рейна; распущенные длинные волосы её стелились по земле. Но проделала весь этот путь нимфа, плача навзрыд о своей судьбе, о том, что прекрасный голос её губит моряков. Одного из них ждала Лореляй всю жизнь. «Брата? – спрашивает Лени, и глаза её блестят от переживаний. – Она ждала своего брата! Он должен был снять её с горы?» Леон отвечает: «Нет, она ждала того, кто не разбьётся о её голос, а пойдёт за ним – и найдёт Лореляй, поднимется по звукам её голоса на скалу и останется с рейнской девой навсегда, слушая прекрасные песни. Но моряки забывали всё на свете и утопали, сбитые с курса сладкими звуками…» Глупые, глупые моряки, думает Лени, и глаза её становятся влажными.

Дальше рассказывает Леон: как тяжело идти Лореляй, как стелются её волосы сначала по земле, но вот уже и по водяной глади, намокают, тянут вниз. Лореляй, обессилев, останавливается. Она не поёт больше, только плачет. Долго сидела Лореляй, пока не наплакала полноводную реку. Говорят, от отчаяния не осталось золотоволосой деве ничего другого, как пуститься в толщу глубоких вод и никогда уже не возвращаться на берег. Так велико было её горе на земле, на которой она не узнала счастья и не подарила его никому.

«А что же с той скалой, на которой сидела Лореляй? Разве она не обрушилась, не закрыла путь кораблям, чтобы они никогда больше не смогли проплыть здесь?» Маленькая Лени гневается – ей бы хотелось, чтобы всё так и было. И если уж нет на свете больше Лореляй, то не плыть и морякам мимо скалы с её именем. «Почти так, – отвечает Леон. – Когда Лореляй ушла, водопад, который лился с утёса в Рейн, иссяк. И песни нимфы больше не услышишь, проплывая меж скал. Ушла золотоволосая дева и забрала с собой свой сладкозвучный голос. Многие пытаются услышать её песнь, и туристы часто вскрикивают с прогулочной палубы: „Я слышу её!“ Но это фантазия. Нет больше Лореляй, не льётся её волнующий голос, уводящий далеко за край земли. Увидишь, что там, за краем, – и не вернёшься. Вот отчего гибли моряки. А ещё говорят, Лореляй счастья не принесла…» – заканчивает раздумчиво Леон, и Лени соглашается: «Они врут».

Она обнимает Леона, потом просит быстрым шёпотом: «Леон, подержи меня, пожалуйста, я хочу увидеть её глаза – я увижу!» – «Нет, я не думаю, Лени». Но брат сдаётся и придерживает девочку за ноги, в то время как она наклоняется ниже и ниже, распластавшись на берегу, свисая к самой воде. «Нужно опустить лицо, и тогда она посмотрит мне в глаза», – доверительно вышёптывает Лени свой секрет, который сама только что постигла. Леон отвечает: «Она и так смотрит твоими глазами, Лени. Не надо, не тревожь её. У тебя такие же глаза и почти такие волосы. Когда солнце бросает на них лучи, они золотятся». Сражённая таким признанием, Лени, возвращаясь на берег, скороговоркой присягает: «Я никогда больше не пойду в парикмахерскую. И если придёт время лить горькие слёзы, когда я не смогу найти своё счастье, они утащат меня на дно реки, которую я наплачу».

А потом они идут от того места, где погибла Лореляй; Леон опять слишком сильно сжимает её руку – Лени чувствует, как эта боль молниеносно пробегает ко всем нервам, и зажмуривается от боли и наслаждения. Наслаждение окатывает её всю другой, пришедшей после боли, волной.

Вот чего она ждала, думает Лени, садясь у реки, зачерпывая в ладонь тёплую воду Никсетрэнен, – этих волн. И снова зачерпывает – уже двумя ладонями, и льёт себе на лицо. Горючие слёзы…

Небельфельдский лес – их с Леоном тайна. Никто не знает о том, что там Лени увидела Лореляй. Снова и снова Лени просит Леона приводить её к Никсетрэнен. Снова и снова сдерживает она порыв – опустить лицо в самую воду, открыть глаза пошире и смотреть, смотреть, пока не покажется лик нимфы Лореляй. И вот однажды всё существо Лени сокрушается, и она сама наклоняется над рекой, опускает лицо в воду, Леон только и успевает схватить её за ноги. Он просит Лени прекратить, но держит её крепко, и она знает: не выпустит. Две волны заставляют Лени захлебнуться – трепет от того, как Леон крепко стискивает её бёдра, и страх и нетерпение, смешавшиеся в одно, когда она опускается всё ниже к воде, всматривается… О, она помнит – блеснувшие и почти ослепившие её золотистые волосы; взгляд нимфы – горький. Лореляй! – шепчет Лени. – Лореляй! Ты слышишь меня?.. Но что может ответить нимфа, которая поклялась самой себе никогда не иметь дела с людьми? И вот Лени плачет – смотрит на брата, слёзы неостановимо стекают по её раскрасневшемуся лицу, словно, побрызгав на себя горькой водой, Лени превратилась в Лореляй. Леон оттаскивает Лени от воды, заключает сестру в объятия и в растерянности шепчет стихи Гейне о погубившей моряков деве. Бедный, бедный Леон!