Кантемир - XYN

Тут он прервался. Я вопросительно, немного ухмыляясь, перевел взгляд со стакана на сына. Марк немного нервно продолжил:

– Нет-нет, ничего конкретного. Все нормально. Просто сейчас я пытаюсь найти ответы на абсолютно разные вопросы. Мне никто не помогал понять, что плохо, что хорошо. Никто так и не рассказал мне, что такое честь, что такое достоинство. Я рос не только без отца, но и без матери. После того, как ты ушел, ей пришлось самой платить за квартиру… Пришлось много работать. И я рос в абсолютном одиночестве. Нет-нет, я, ни в коем случае, не пытаюсь тебя обвинять за что-либо… это был твой выбор и, может быть, теперь я даже понимаю, почему ты так поступил. Просто я совсем ничего о тебе не знаю. Я никогда не видел свою бабушку. И никогда не видел своего дедушку. Даже их фотографий мне так никто и не показал. А каждый раз, когда я пытался спросить у мамы, как вы с ней познакомились, она говорила, что расскажет потом. Теперь у меня есть только ты.

Я был в растерянности.

– Марк, обещаю тебе рассказать обо всем в следующий раз, – этот трюк я, по-видимому, украл у его матери, – но сейчас я совсем не готов… Кстати, ты читал «Милого Друга»…

Так и закончился, толком и не начавшись, этот первый тяжелый разговор отца с сыном, который я, как всегда грамотно, перевел на какую-то бессмысленную болтовню. Проводив его до такси (машину он оставил на стоянке), расцеловав его как только мог и вернувшись домой, я сел на табуретку в прихожей и посмотрел в зеркало, что висит напротив. Вдруг я с ужасом осознал: мне совсем нечего ему сказать. Я преподаватель экономики, был женат, разведен… Написал несколько глупых, бульварных романов – вероятно, из-за одиночества и кучи свободного времени. А больше ведь ничего и не помню. Помню лишь, что запретил своей матери видеться с внуком. Помню, что отец не захотел издеваться над ее чувствами и отказался от встречи с Марком, пока его не увидит мать. Их уже не стало. Их всех уже не стало… Помню, что был ужасным сыном. Помню, с раннего детства посещал психотерапевтов, был одиночкой и отличником. И даже это немногое скорее похоже не на воспоминание, а на сумрачный туман. Я не помню. Не помню ни одного яркого момента из своего детства. Не помню, как мама читала мне на ночь сказку. Не помню, как папа водил меня с собой на какое-нибудь излишне мужское развлечение – скажем, футбол. Не помню. Я не помню. И, вполне возможно, не помню лишь из-за того, что всего этого не было.

Я понял, что, уже, по меньшей мере, пройдя две трети своего пути, не могу ничего рассказать о себе единственному живому близкому, а самое главное —, видимо, нуждающемуся во мне, человеку. Я точно знаю, что Марк – это совокупность огромной боли, которую принесли ему разные люди, и комплексов, которые последовали за болью. Более того, я знаю, что каждый человек – это совокупность боли и комплексов. Боли, комплексов и предательств. Что, по большей степени, одно и то же.

Напротив зеркала я просидел до самого утра, полностью опустошив бутылку «Jim Beam» и пачку «Camel». Как вдруг в полудреме, вспомнил, что в юности, влюбившись в одну девушку, которую возбуждала литература, я написал какую-то глупую книжку (факт изданной книги был для нее веской причиной отдаться автору, если в твердой обложке – то в любой позе). Забавно.

Это, конечно, очень смешно, но я точно помню, что писал ее. Я, кажется, даже относил эти великие письмена в издательство. А вот дальше ничего не помню. Конечно, эти гениальные труды никто не напечатал, но сейчас вдруг это стало важным и даже обрело смысл. Может быть именно там я и смогу отыскать свое прошлое.

Кстати, да: с этой девочкой я все-таки, кажется, спал.

Как бы банально это ни прозвучало, прошлое меня совершенно не интересует. Мне просто хочется хотя бы раз сделать для Марка что-то и вправду стоящее. Подвиг. Мне пятьдесят. В этом возрасте редко свершаются подвиги. Плохо может отразиться на суставах. Но попробовать уж точно стоит. С суставами как-нибудь разберемся.

Проспав на табуретке пару часов, я проснулся крайне свежим, воодушевленный идеей заполучить утраченное воспоминание. Неспешно прогулявшись до магазина за табаком и минералкой, я сел за письменный стол, провел рукой по сукну, поджег сигарету и впитывал августовский восход. Прекрасная картина. Я чувствовал сладкий вкус предвкушения. Позвонив на работу, я сказал, что беру отпуск на неделю. Это было впервые – и никто даже не стал возражать. К тому же, меня там любили и уважали: как студенты, так и преподаватели. А может и нет – если честно, мне все равно.

К тому же, сейчас каникулы и на работе все просто пьют чай, без конца обсуждая женщин, если речь идет об одиноких мужчинах; и мужчин – если речь идет об одиноких женщинах. Я всегда смотрел на это с непониманием, но умилением.

Позвонив на работу, я просидел в кресле еще около часа. Давно я так не был счастлив. Солнце, сигареты. Я взял одну из них – белая бумага, желтый фильтр. Я долго смотрел на нее. Такое чувство, что это не просто так… Очень много лет я курю одни и те же сигареты. Почему? Я всерьез задумался над этим, но так ни к чему и не пришел… Глупость какая-то – слишком много мыслей об обычной сигарете.

Издевательски улыбаясь своим конспирологическими нападкам, я встал с кресла, посмотрел в окно – люди, люди, люди. Они повсюду. И за каждым из них стоит какая-то история. Множество предательств, обманов, объятий, партнеров. Этот список бесконечен. И каждый из нас все равно думает лишь о своей истории, либо об истории человека, в которой он принял участие. Вряд ли у меня получилось складно объяснить свою мысль – я и не преследую этой цели.

Снова встав перед зеркалом, я начал думать о том, где же раздобыть ту книжку. Думать пришлось не так долго. Я отыскал в социальных сетях своих однокурсников. Потом – еще каких-то. В итоге долгих и занимательных поисков, приправленных злорадным или умилительным интересом к нынешней жизни людей, которые когда-то были моими друзьями, у меня в руках оказался домашний номер Юлии. Номер той самой девушки, имеющей на редкость сильную любовь к литературе.

В тот момент, когда я набирал в телефоне номер с кодом давно забытого, но любимого города, у меня дрожали руки. Много лет я день изо дня пытался стирать все то, что со мной происходит. Каждый вечер я научился моментально забывать о том, что произошло днем. Так легче. Хочется просто жить. И сейчас, в факте существования этих цифр таилось так сильно и тщательно отрицаемое прошлое. Как бы то ни было, все эти эпитеты оказались абсолютно беспочвенными. Телефон никто не взял. Не взял и через час, и через два. Последний звонок я сделал следующим утром.

Ничего страшного.

За эти годы я перестал быть излишне чувствительным и эмоциональным. Не самая престижная работа, небольшой и редко прибыльный бизнес, любовные неудачи и многое другое научили меня тому, что мужчина, вероятно, – это то существо, что обязано найти выход. Иначе виски себе не купишь. А без виски и жизнь не мила.