Ольга Краузе - За фасадом того сада. Исторические повести

Чудом уцелевшая дочь раскулаченного мельника, до войны перебивалась, чем Бог подаст. Среди беспризорников была известна, как Жека Гвоздь. Никто и не догадывался, что это девчонка. Ну и правильно – так безопаснее. Сколько бы рейдов и облав на беспризорников коммуняки ни проводили, а Жека Гвоздь им так и не попался. Потом ее подобрали цыгане. Они в ее сущности быстро разобрались, но ломать натуру не стали. Пацанка шустрая, по базарным прилавкам и чужим карманам шарить навострилась и ладно. В начале войны табор расстреляли немцы. Она и тут ухитрилась выжить, всю ночь раненая, истекая кровью, пряталась под трупами убитых соплеменников, а под утро, когда сгустился туман, уползла в лес, к партизанам, где оказалась просто незаменимой разведчицей и связной.

За время довоенной таборной жизни Жека пристрастилась к лошадям, научилась их понимать, ухаживать за ними. Так что после войны бывший командир отряда, став председателем колхоза в селе Померанье, назначил ее конюхом с соответствующим обеспечением и проживанием в каптерке при конюшне.

Собирает, однажды, Жека грибы, моросит мелкий сентябрьский дождик, а на опушке леса, на пеньке, сидит настоящая русалка и плачет. Вот, значит, красавица слезами обливается, а Жека ей и говорит:

– Не плачь, я за тобой, хоть в самую трясину болота пойду, только ты не плачь.

– Как же мне не плакать, если я заблудилась и не знаю, как из этого леса выбраться, а ты, милый юноша, меня тоже выводить не собираешься, а наоборот в самую трясину болота зовешь!

– Ну, если ты не русалка и меня не морочишь, то я тебя отсюда выведу. Скажи только, куда тебе надо идти?

– Некуда мне идти, с самой войны мыкаюсь. Раньше от немцев пряталась, а теперь вот от наших мужиков. Сирота я круглая и бездомная.

Так Жека эту красавицу в свою каптерку и привела. В сельсовете договорились, выяснили, что женщина грамотная и назначили ее в весовую корнеплодам учет вести.

Местные бабы поначалу на Оксану косяка давили – уж больно красивая, а после войны в селе мужики наперечет, для своих не хватает, а тут пришлая. Однако Оксанка везде за Жекой, как нитка за иголкой следовала. Бабы посудачили про всю их подноготную и успокоились. Уж лучше так.

За войну коневодству был нанесен большой ущерб. На начало 1946 года поголовье лошадей в СССР составило всего 10,7 миллиона голов, однако уже к 1953 г. расплодилось уже до 15,3 миллиона. Но к тому времени значительно возрос уровень технического прогресса, который обеспечил почти полную механизацию основных работ в сельском хозяйстве. Вот и у них в колхозе конюшню упразднили, заменив ее на МТС (машинно тракторную станцию).

Но на то он и колхоз, что тебя оттуда никто не уволит. Назначили Жеку при последней коняшке водовозом и на том спасибо, а уж избу-то они себе сами, за годы совместного проживания поставили. Выделил им колхоз лесу на обустройство и участок под огород. Живут – не голодают, одеты, обуты. Оксанка, в свободное от работы время, кашеварит, да на швейной машинке строчит, Жека в огороде копается и прочее хозяйство починяет. Колхозников тогда на всякие праздники в Ленинград по разным театрам и музеям возили, а то и в рабочий полдень к ним артисты приезжали. Еще и лекторы в клубе, перед кино, много чего рассказывали. Типа, «есть ли жизнь на Марсе?» или про коварство американского империализма. Так что и в колхозе не отсталые дикари живут.

А тут им путевку на двоих выдали по Ленинским местам в санаторий на Карельский перешеек. А в санатории массовик-затейник с баяном. Оксанка ох как петь любила, да в колхозе не до песен. Это в кино колхозники соловьями заливались, а в жизни, не разгибая спины, слезами с потом пополам. В общем они с тем массовиком спелись и он буквально на третий день к Оксане подкатил и говорит.

– Я вашу ситуацию понимаю, сам такой. Мы с моим товарищем, как вы, так открыто жить не можем – встречаемся украдкой. А вот если бы нам с такими, как вы расписаться, то неплохой бы квартет получился.

Оксана с Жекой предложенную тему всю ночь перетирали, а к утру решили, что другого случая выбраться из захолустья в Ленинград им не представится, а уж об том, чтобы паспортами обзавестись и стать вольными…

Сельское население начало получать паспорта только с 1974 года, а в период с 1935 по 1974 годы колхозникам не разрешалось переезжать в другую местность, и они были привязаны к колхозу и месту жительства.

Но выходила из этой кабалы такая хорошая лазейка, которая называлась законный брак.

Брак оказался, действительно, очень выгодным. Другой, более старший товарищ, по рангу своего статусу, занимал большую квартиру на углу Марата и Невского, постольку состоял на службе на приличной должности в обкоме профсоюзов. Избу в Померанье продавать не стали, из нее знатная дача вышла. Который баянист-затейник, он с Жекой расписался и по закону сразу смог встать на очередь в кооператив, поскольку комната в коммуналке для двоих была маловата.

Они потом так и ходили в Катькин сад вчетвером. Дружная компания получилась.

Это ж Оксанка с дружком своего законного супруга тогда с Нонной и Натаном спелись. Оксанка еще и на мандолине наяривала, дай Бог каждому так. Вот и сложился тот самый квартет. Жека с ними администратором на гастроли ездила.

Про свою работу в оккупированном Николаеве, Оксанка призналась Жеке только перед смертью. Но тогда старушкам было уже все равно. Жизнь прожита.

28 ноября 1920 г. Краснознаменную Латышскую дивизию расформировали и около двенадцати тысяч стрелков вернулись в Латвию. Командиры же подразделений в основном остались в Советской России. Вот и ее отец остался в Петрограде и работал электриком на Краснопутиловском заводе, женившись на дочке своего земляка и однополчанина.

Эрна родилась в разгар НЭПа, да и после него семья жила, не бедствуя. Хорошие грамотные специалисты всегда ценились. Когда девочка подросла и пошла в школу, мама поступила на службу стенографисткой в Смольный. Идиллия закончилась в канун выпускных экзаменов: Черный воронок среди ночи возле подъезда и прощай, папочка, – десять лет без права переписки. Черный воронок потом и за мамочкой приезжали, да Мильда Карловна, буквально за три часа до их приезда, успела загреметь в больницу с обширным инфарктом.

После выпускного дочери «врага народа» дорога в институт закрыта. Приняли на курсы топографов и на том спасибо. Училась, подрабатывая ночной уборщицей в кинотеатре. Дома совершенно больная мама и никаких средств существования кроме Эрниной стипендии и поломойного приработка. После окончания курсов стало полегче, взяли художником-картографом во Всесоюзный арктический институт. Тогдашний руководитель института, Петр Петрович Ширшов предпочитал лично подбирать весь персонал от старших научных сотрудников до младших лаборантов. Дипломная работа Эрны ему понравилась, а на резонное замечание коллег, о сомнительной репутации девушки, как дочери врага народа, академик заявил: