Илья Тамигин - Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной любви

– Представляете, я её вежливо спросила, где, мол, можно найти этого молодого человека, ну, с портрета, а она мне, грубо так: иди на фиг! – Эстрелла схватила чашку с остывшим чаем (шестую за день!) и выпила её залпом.

Генерал, в свою очередь, рассказывал ей о войне, которую начал лейтенантом, а закончил подполковником.

– А вот был ещё случай! – воодушевленно жестикулировал Михал Михалыч, – Отправились за линию фронта, ночь безлунная, темнота – хоть глаз выколи! А мы крадемся… – он по чапаевски разложил на столе несколько картофелин, – Командир мне показывает: впереди часовой! Ну, я выдвигаюсь справа… – тут он двинул правофланговую картофелину вперед, – и кэ-эк прыгну! – с этими словами картошка подскочила и упала в солонку.

Эстрелла взвизгнула.

– Во-во! Эта свинья вот так же визжала, пока я её не прирезал!

– А почему? Можно же было сделать… без шума?

– Можно. Только я тогда неопытный был, промахнулся маленько.

Девушка вдруг встрепенулась:

– Погодите-погодите! Вы сказали: «свинья»?

– Ага, свинья там, в окопчике, оказалась. А командир её за часового принял. Тоже по неопытности…

– Жалко животное, – подперла голову рукой Эстрелла.

– На войне – как на войне! – пожал плечами генерал, – Мы её на обратном пути с собой утащили, чтоб мясо не пропало.

Звонок в дверь вырвал его из вороха воспоминаний. Грузно поднявшись, Михал Михалыч пошел открывать. Эстрелла встала, сцепив руки, чтобы не дрожали.

Из прихожей донесся веселый голос:

– Здравия желаю, товарищ генерал! Вот ваш спецгруз! Лучшие вина Крыма!

– Вот спасибо, внучек! Проходи в горницу. Там тебя человек ждет.

Михаил шагнул в горницу и на миг остолбенел: у стола стояла девушка его мечты, та самая, Эстрелла Роза Мария Рамирес! Глаза их встретились, и снова возникло ощущение бездны, манящей, засасывающей в иные миры. Он молча протянул руку – и Эстрелла протянула свою навстречу. Михаил с удивлением отметил, что ладошка у неё мозолистая и шершавая. Ну, конечно, всё лето ящики с фруктами таскала!

– Я нашел тебя, – прошептал он, не отводя взгляда и не отпуская руку, – Я искал тебя – и нашел!

– Нет, это я тебя нашла! – возразила Эстрелла, – Искала владельца большой черной машины, номерной знак 28—70 МКА, а нашла тебя… Мигель…

– У тебя такое красивое имя… Если перевести на русский, то получится… э-э… Краснозвездная Мария! – улыбнулся Михаил, – Но я буду звать тебя просто Мария!

– Я согласна, Мигель! – кивнула Эстрелла, и тоже улыбнулась.

Они стояли, держались за руки и улыбались, а мир послушно вращался вокруг них. Михал Михалыч тактично вышел на кухню. Когда он вернулся со штопором и рюмками, молодые люди стояли все в той же позиции, излучая некий невидимый свет… Да ты знаешь, о чем я, Читатель! Ты же видел влюблённых…

Чмокнула пробка.

– А что, ребята, не выпить ли нам по глоточку? За встречу? – преувеличенно бодро предложил хозяин.

Черное вино полилось в хрустальные рюмки, породив брильянтовые сполохи. В глазах Эстреллы замерцали искорки:

– Какое красивое вино! Я такого никогда не пробовала!

Михаил пустился в пространные, путаные и неправильные объяснения насчет крымских вин. Михал Михалыч, почувствовав себя лишним, тихонько удалился в кабинет. Любовь, которой он стал свидетелем, согрела его сердце.

Смеркалось. Влюбленные сидели на том же месте, не зажигая света, и беседовали, вернее, бессвязно говорили о всяких пустяках. О Крыме в том числе. Михаил рассказал, как он вычислил Эстреллу и гнался за автобусом на мопеде, как столкнулся с пчелой и улетел в кювет.

– Представляешь, эта Нимфодора мне прямо в глаз угодила! Хирург потом жало вынул, но я все равно зрения чуть ли не на неделю лишился! Такой, понимаешь, отек.

– Бедный! Как же ты справлялся?

– Товарищи помогли. Водили везде за руку, кормили с ложечки, книжки читали. А когда прозрел, вы уже в Судак не приезжали.

– Ага, мы в Коктебель…

О невесте, по имени Люся Воробьёва, Эстрелла решила не спрашивать, ибо догадалась, что невеста была самозванная.

– Мигель, а ты прокатишь меня на той машине? Я никогда в жизни не каталась на автомобиле, только на автобусе!

– Конечно, прокачу! – Михаил встал и пошел в кабинет, – Дед! Дай, пожалуйста, ключи.

– Ну, возьми в тумбочке… и ещё вот это возьми, пьяница. Прикрепишь на ветровое стекло, – отставной генерал протянул спецпропуск, – С ним ГАИ не остановит. Просрочен, правда… но это в темноте не видно.

Михаил поблагодарил и хотел уже уйти, но дед остановил его:

– Что за Люся Воробьёва у тебя живет?

– Да так, товарищ по учебе. Вместе в Крыму были. Она ключ потеряла, а родители в отъезде. А что?

– А то! Я сегодня тебе звонил, а она твоей невестой отрекомендовалась!

– Воробьиха?! Во даёт! – изумился Михаил, пребывавший в неведении, что его едва не женили.

– Приказываю разобраться и принять меры!

– Есть, товарищ генерал!

«И опять я с любимой до звезд простою, и опять будет этого мало!» – напевал Михаил, возвращаясь домой.

С Эстреллой они, и в самом деле, долго стояли, держась за руки, в скверике около общежития. Несколько раз она неуверенно говорила:

– Ну, я пойду?

Но Михаил каждый раз удерживал её, не мог расстаться. Наконец, когда радиоточка в одном из окон ехидно объявила: «Московское время двадцать три часа. Вы слушаете программу «Маяк», Эстрелла высвободила руку и мягко сказала:

– Мне пора. Завтра же в школу!

И ушла. А Михаил завел ЗИМ и медленно поехал по пустынной в этот час улице в настроении самом романтическом, хотя свою любимую он ни разу не поцеловал. Ну, как-то даже в голову не пришло!

Поставив машину в гараж, решил деда не беспокоить, а занести ключи завтра.

Дома был полный кавардак: воняло хлоркой, и все вещи были сдвинуты со своих мест, даже холодильник. Марина, одетая в старенький халатик, яростно терла пол шваброй.

– Эй! Ты чего это, на ночь глядя, генеральную уборку затеяла? – растерянно остановился Михаил посреди разгрома.

– Чего, чего… – Марина выпрямилась и уставилась на брата злыми глазами, – Это все подруга твоя, Люська! Прихожу домой, а на полу наблевано, сортир весь в дрисне, а сама она лежит бледная, стонет и за пузо держится! Вызвала неотложку, признали отравление, в Боткинскую увезли.

– Да чем она отравилась-то?

– Чем, чем… Кефир мой для масок сожрала, дура! А ему уже месяц исполнился, я его специально старила! Вот, теперь убираю за ней…

– Ни фига себе!

– Ага! Себе-то ни фига… Давай, помогай!

Уборка затянулась до двух часов ночи.

Эстрелла медленно поднималась на свой шестнадцатый этаж. Голова сладко кружилась, настроение было самое романтическое, несмотря на то, что Мигель так и не поцеловал её на прощание. Может, у них, в России, не принято целоваться на первом свидании?