Сергей Венедов - Игра в бирюльки

Потом были Дворец бракосочетания имени Грибоедова и пышная свадьба в престижном ресторане «Прага», устроенная, опять же, влиятельной мамашей невесты. На свадьбе оба, обнимаясь и чокаясь со всеми подряд, изрядно набрались и, добравшись до квартиры родителей к полуночи, в маленькую комнатушку, отведенную новобрачным, рухнули на узкую кровать и заснули богатырским сном, не изведав таинств первой брачной ночи. Утром родители на цыпочках проскакивали на кухню мимо их комнаты – чтобы не потревожить молодых, а Кранцев, придя в себя от тяжелого сна, ничего более умного не придумал, как взять плохо настроенную гитару и спеть популярную тогда авторскую песню «Не женитесь, поэты», чем до слез обидел молодую жену. А вечером собравшиеся на продолжение празднества родственники многозначительно, с пониманием дела, лукаво поглядывали на новобрачных, словно пытались в их глазах угадать яркие впечатления прошедшей ночи. И не очень понимали, почему в ответ молодые отмалчивались и хихикали…

Как ни странно, именно долг и нежность, а не секс, своего рода дружба и сотрудничество скрепляли союз Артема и Светланы крепче, чем виртуальные бурные, бессонные ночи постельных безумств и бесконечных объятий ненасытных и опытных любовников. Эта область деятельности так и осталась за чертой напрасных мечтаний, возможно, для обоих. Долг был наваждением Светы, полностью поглотив ее существо, не оставляя места для «плотских утех и наслаждений». «Соблюдать правила и иметь спокойную совесть» – таковы были лозунги Светиной жизни. Оспаривать эти очевидные ценности было непросто и бесполезно, даже если Артем, одержимый в первую очередь поиском нежности, легкости бытия и удовольствий, хотел бы видеть свою жену менее «чистой», а точнее – чуточку более порочной. Хотя бы с ним наедине. Но непримиримая Светлана, вслед за ее мамашей, регулярно корила своего мужа за «порочность», когда он пытался опрокинуть ее на ковер или на стол в неурочное время, прорваться в ванную во время мытья жены или когда, к примеру, немытой осталась посуда. Для «пустяков» существовала ночь, а если сон валил с ног от трудов на работе и по дому, то для неловких объятий оставались лишь короткие минуты поутру, в спешке, чтобы не опоздать на службу. Аннушка родилась у них только через два года.

Некоторым образом отношения Кранцева с женой повторяли его отношения с Системой: притворяться, делать вид, что согласен, но не предавать, бежать от реальности, фантазировать, мысленно эмигрировать, но не вступать в борьбу. Со временем он даже придумал для себя удобную формулировку: «Зов плоти неодолим и естественен, уклоняться от него глупо и вредно, это физиологическая потребность человека, чтобы оставаться в психологическом равновесии». Следовательно, его редкие внебрачные эскапады могли трактоваться не как «измена чистой любви» к жене, а лишь как «слабость плоти, но не духа», раз при этом не затрагивалось сердце, что изредка, ненадолго, но все же случалось.

Увы, лишь намного позже Кранцеву суждено было обнаружить буйную чувственность своей «странной», полной противоречий спутницы. Дело в том, что в первые годы совместной жизни неопытный Тёма просто не понимал, что нужно жене для полного счастья и почему оно дается так сложно, таким усилием, когда другие сговорчивые подруги сотрясались и повизгивали уже через пару минут прямого воздействия. Но мужу такой медали Света не давала, и оттого ему всегда казалось, что его жена испытывает наслаждение только от стирки пеленок, варки супа, уборки комнаты и других домашних дел, но не с ним. Он не раз замечал долгие, жадные взгляды, бросаемые другими мужчинами на пышные формы жены, и всегда видел, что это приводило ее в волнение. У нее розовели щеки и учащалось дыхание. Нет, не глупую ревность испытывал тогда бедный Артем, зная, что если однажды подруга решит вам изменить, то она может сделать это с кем угодно, в любой момент и в любом месте, не исключая лифта. И вот когда он представлял себе, как делит жену с кем-то еще и она стонет от наслаждения, дыхание учащалось и щеки краснели уже у него самого. Тогда ему еще в голову не могло прийти, что в их совместном путешествии по жизни появится некий Борис.

Последние кадры марсельского фильма – Старый порт, пляж Прадо, пестрый собор Нотр-Дам-де-ла-Гард на высоком холме – ускоренно прокручиваются в голове Кранцева, когда потрепанный пикап генконсульства, послушно сопя в руках Михалыча, несет их по безукоризненно гладкой автомагистрали на север, к Парижу. Сухой свежий ветер с плато Систерон задувает в приоткрытое окно, освежая лицо и мысли. Этот ветерок куда ароматней и культурней, что ли, потому бодрит, а не бередит душу, как родные, но тоскливые запахи умирающей русской деревеньки, с которой Артем прощался всего полтора года тому назад. Непонятно почему в ушах, как бы для успокоения, звучит волшебная мелодия из фильма «Пассажир дождя» и неповторимый голос Марлен Жобер призывает не грустить. Мир вокруг сразу преображается, светлея. Отъезд из Марселя – всего лишь очередной промежуточный этап и скорее похож на бегство от неласкового отчима. Без объятий, без прощальной рюмки на посошок и без сожаления. Не оставляя позади никакой дружбы, нежности и тем более любви. Разве что Рита из-за занавески своего окошка на втором этаже смотрела, как он садился в машину. Сел и поехал, не оглядываясь.

К Парижу подъезжали под вечер, в густом февральском тумане. Постояли в пробке на въезде в столицу, у Орлеанской заставы, потом не спеша добрались до заставы Дофина, чтобы съехать к посольству, или, как его прозвали ехидные парижане, – Бункеру. Импозантное здание в стиле советского конструктивизма, воздвигнутое не без споров в престижном 16-м аррондисмане, на бульваре генерала Ланна, по соседству с Булонским лесом. Новый этап марафона.

Ока – настоящая, прелестная русская река, хотя и не такая большая и заменитая, как Волга. Для акции «Прощание с Россией» Артем Кранцев и его старый приятель Герман, или просто Гера Седин, выбрали деревушку Бехово, расположенную на Оке, по соседству с родным имением художника Поленова, пратически не известного на Западе, но милого русской душе. Другой их приятель, глубоко пьющий Влад Земский, несмотря на перспективу «мощного выпивона», отказался присоединиться к акции, во-первых, потому, что никуда за границу не уезжал и, соответственно, комплексовал, а во-вторых, потому, что был занят очередной разборкой с очередной, кажется, третьей женой. Главные и единственные участники акции – Артем, отбывавший во Францию, и Гера, получивший пост в ООН, в городе «желтого дьявола» Нью-Йорке, – данное себе обещание сдержали и прибыли на берега Оки не налегке, а с изрядным запасом алкоголя разных сортов и вкусов, от горькой настойки «Ерофеич», банальной «Кубанской» водки с запахом полыни до популярного в те годы венгерского вермута. Международная и даже местная пресса сие мероприятие не освещала, и посему оно осталось неведомым для широких кругов мировой общественности. И слава богу.