Елена Поддубская - Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз. Часть 1

Кириллов и Кирьянов, сидящие напротив Доброва, кинулись к гитаре.

– Держи инструмент! – потребовал Толик-старший у товарища по спортивной группе; Добров тоже тренировался у Бережного.

– А то что нам в колхозе делать без гитары, да? – закивал Толик-младший, глядя не на Стаса, а на Зубилину. Соснихин, тоже глядя на Лену-гимнастку, как будто она была тут главная, гордо похвастался:

– Не боись, дорогая редакция, этот трофей Стаска из рук не выпустит. Ответив на подмигивание хоккеиста, Добров вяло поднял кисть руки. Лена Зубилина указала взглядом на дорогу:

– Ты бы, Добров, тоже сел ровно, а то действительно угробишь инструмент.

Голос гимнастки прозвучал неожиданно громко – шофёр в это время максимально сбросил скорость перед очередной канавой, а радио не ловило волну. Зубилина говорила сухо, чётко и правильно. Стас послушно выполнил приказ, вцепившись в гитару. Кашина, от того, что пришлось сесть как все, скорчила недовольное лицо. Галицкий одобрительно присвистнул и выставил Зубилиной большой палец; Добров редко кого слушался, а тут незамедлительно повиновался, и сидел как вкопанный, даже не моргая. Стальнов открыл глаза, но подниматься и смотреть, кто там такая умная, не стал – его разморило. Сычёва и Ячек на секунду замолчали. Серик и Армен удивлённо переглянулись и покачали головами в знак одобрения. Горобова, приказав водителю отключить радио, откуда неслись шип и свист, поймала взгляд Владимира Давыдовича.

– Ну что, Наталья Сергеевна, растёт Костину подмога. Моя кафедра, – Гофман гордо указал на Зубилину глазами.

– Прекрасно. Будет, значит, кому порядок на факультете навести, – согласилась Горобова, внимательно рассматривая гимнастку и избегая смотреть на Гофмана. – Редко, когда красота и ум в женщине составляют единое целое. Да, Владимир Давыдович? – хотя говорили они негромко, часть их разговора всё же доносилась до сидящих рядом. В автобусе стало на удивление тихо.

– Есть с кого брать пример, Наталья Сергеевна, – вставил Павел Константинович Лысков. Лёжа за Гофманом на состряпанной из куртки подушке, преподаватель по анатомии поднялся и посмотрел на декана с улыбкой. – У вас и ум, и внешность – в наличии.

Горобова округлила глаза и посмотрела на Масевич и Михайлова. Он, всё давно и прекрасно поняв про субординацию и про то, что достойно его ушей, а что нет, переместил взгляд с Натальи Сергеевны на задернутую штору окна. Масевич смотрела, стараясь угодить. Горобова подумала, что не все на кафедре гимнастики такие, как Зубилина: улыбка Масевич была не к месту, а выпученные глаза придавали ей вид глупой горничной, ожидающей от барыни распоряжений. Вздохнув, декан отвернулась и уставилась в окно. Через некоторое время, когда разговоры в салоне возобновились, Михайлов потянулся к гимнастке-«художнице».

– Смелый у нас Павел Константинович, – прошептал он Масевич на ухо, вдыхая приятный аромат, похожий на запах арбуза.

– Почему это? – Ира не нашла в словах Лыскова ничего особенного, но ответила на всякий случай тоже шёпотом.

– Это ты просто ещё первокурсница, – преподаватель кивнул на декана, —узнаешь потом почему.

Услышав про «общую мобилизацию», повода для освобождения Николиной от поездки в совхоз фельдшер малаховской поликлиники не нашёл. «Сейчас её освободишь, а потом замучаешься отписываться в обком, зачем это сделал», – решил мужчина и быстренько спровадил девушку, предложив отлежаться. Николина едва передвигала ноги. К жару, боли в животе и трясучке добавилась жуткая слабость. Зайдя в аптеку за анальгином и зачем-то выписанным успокоительным, Лена приняла лекарство и вернулась в общежитие. Так как остаток группы должен был выезжать в колхоз не позднее чем завтра, она решила не возвращаться домой. Время после обеда прошло незаметно – сон Николиной был провальным, долгим. Но к вечеру жар спал, общее состояние улучшилось и, глядя на пустую комнату в пять кроватей, просторную, светлую, с потолками в три с половиной метра и высокими окнами, студентке захотелось выть волком. А при мысли, что она одна на всём третьем этаже, стало даже страшно. На проходной девушку встретила дежурная – Анна Леонидовна. Утром на посту сидел её напарник – старик Иваныч. Бегло глянув на пылающие щёки Лены единственным глазом (второй был из пластика), он без разговоров проводил её до нужной комнаты. Прикрыв студентку одеялом, он сходил набрать в стакан воды, а когда вернулся, девушка уже спала. Сменщицу Иваныч попросил, если что, наведаться к больной.

– Здравствуй, милая, – тётя Аня обрадовалась, что на этаж идти не придётся, – у неё опять прихватило спину. – А я уже начала волноваться. Как ты? Отошла?

Уверив, что аспирин – волшебный препарат, Лена подумала, что зря она не попросила его у мамы, провизора аптеки. Тогда могла бы поехать с ребятами в колхоз, не дожидаясь завтрашнего дня. Пожилая женщина, перебирая спицами, стала рассказывать про то, как ударно она трудится, как полезна и ответственна её работа.

– Ваш народ студент – такое отчебучить может – диву даёшься! И все у них – родственники. А фотографии на пропусках – сплошь и рядом неудачные. Однажды привели в полночь вдрызг пьянющую девицу. Она говорить не могла, но на вопрос, где живёт, чётко указывала рукой на этажи.

– И что же вы сделали? – Николина села на ступеньки, ведущие на второй этаж, – стоять не было сил. Не отрываясь от вязания, тётя Аня пожала плечами:

– А что? Ничего. Уложила её спать в своей подсобке. А утром восвояси отправила. Девушка, кстати, порядочная оказалась и, как протрезвела, долго меня благодарила, что я её с ребятами на этаж не пропустила. Они, четверо обалдуев, напоили её где-то, понятно, с какой целью. Так что вот так. Получается, я ей если не жизнь, то хотя бы честь спасла. – Слушая, Лена крутила ступнями и кивала. – А ты чем приболела? – спросила дежурная заботливо.

Николина встала, потрогала колючую собачью шерсть, смотанную в лохматый клубок:

– Не знаю. Фельдшер сказал, вирусная инфекция или перегрев.

Дежурная кивнула, продолжая с важным видом:

– Ну, вирусная теперь у всех бывает. Это не то что раньше. Помню, перед войной в Малаховке была эпидемия кори. Всех подряд косила. А теперь что? Прививку малышу в роддоме делают, и здоров на всю жизнь. – Она так быстро шевелила спицами, что Николина не успевала за ними следить. Из двери столовой вышла старшая повариха, вразвалку подошла на ногах-тумбах, обтянутых толстыми чулками. Поздоровалась.

– Пояс – это что! – кивнула она на вязанье. – В прошлом году Аня дочке на посту целое пальто связала.

– Так, а чем, Катя, ещё себя ночью занять? Спать не положено, телевизор не положено, транзистор то работает, то нет. А на одних студентов смотреть – глаза повылезут. Ты уж прости, дочка. – Тётя Аня оторвала взгляд от спиц и посмотрела на Николину поверх очков. Та согласно кивнула.