Надежда Васильева - Когда ангелы поют. Повесть

И теперь уже Сеня смотрит на неё с тем же укором, с которым когда-то смотрела на мать она, когда та лила слёзы по Томке. Как-то попробовала объяснить Сене про психические и духовные болезни. Бывают, мол, люди разные: горбатые, сумасшедшие, убогие. И принимать их надо без осуждения, какими Бог создал. И помогать по мере сил. Нет, не сюсюкать и потакать, а знать тактику поведения с ними, как знает врач-психиатр, каким образом вести разговор с больными. Но сын не понял, скептически ухмыльнулся. Не готов ещё…

Во время вторых родов вопросом о том, кого хочется иметь, Наташа не задавалась: лишь бы здоровеньким был. Намучавшись с Генкой, устав от больниц, капельниц и вечного страха перед очередными его болячками, ни о чём другом и не мечтала. Всю свою нежность и заботу перенесла на новорожденного. Генка слонялся по квартире неприкаянным. Занять его было абсолютно нечем. Хорошо бы на ту пору было отправить его к бабушке с дедушкой, но мама серьезно заболела, рак, потом слёг отец… И пошли похороны за похоронами. И пропасть между ней и сыном росла со дня на день. Степан утопал в работе. Сын донимал так, что подчас не могла дождаться прихода мужа. Генку с трудом можно было заставить убрать за собой постель. И делал он это с такой неохотой и так неряшливо, что ей приходилось всё перестилать заново. Терпеть не могла, когда одеялом прикрывают скомканную простынь. Сын абсолютно всё делал наперекор ей! А до нее все никак не доходило, что это умысел! Что он вредит специально, чтобы привлечь к себе её внимание. Сейчас это понимала. Господи! Почему мы прозреваем так поздно?! Убрав в кухне, снова подошла к окну. Вороны все кружились над застывшим парком. Каким-то заявится сегодня домой старший?

Он вернулся домой поздно вечером, прихрамывая на левую ногу. Нагло улыбаясь, сообщил:

– Твой сосунок на меня с ножом сегодня накинулся!

Наташа молча, в упор, смотрела на сына. Ждала, что скажет дальше.

– Ну что на меня уставилась? Опять его оправдываешь? – и пошёл в кухню. Хлопнула дверка холодильника. Она села за стол напротив.

– Ну что ты меня гипнотизируешь? Хочешь, чтобы заявление из милиции забрал? По глазам вижу. А если не заберу?

– Заберёшь! – глухо прозвучал её голос. Сын хмыкнул.

– Посмотрю на его поведение! Пусть сначала прощения попросит.

– Значит, ты ни в чём не виноват?!

– Значит, ни в чём! Я – потерпевший. Сожрал мои пельмени и доволен!

– А что, в холодильнике не было другой еды?

– Не хочу я есть эту курицу! Он знает, что я её не люблю!

Наташа молча смотрела в глаза сыну.

– И это было единственной причиной вашей ссоры? – В голосе её было столько горечи, что сын поперхнулся и закашлял.

– Наябедничал, значит! И ты ему поверила! Ты всегда ему веришь, на нём, как на депутате Госдумы, право неприкосновенности! А ты знаешь, что я его за это могу в тюрягу упрятать?!

И опять всё перевернулось внутри. И опять шевельнулся в животе липкий и скользкий страх за младшего. А ведь это может случиться! Не сейчас, то когда-нибудь. С отчаянием смотрела на двигающиеся челюсти сына. Как же ему нравилось мучить её, видеть её страдания! Вот и сейчас прячет свой довольный взгляд в тарелке с супом.

– В кого ты такой, Гена?! – выдохнула обречённо, чувствуя, как по коже пробегает нервный озноб.

– В дядюшку-уголовника! Я от вас уже это слышал! И хватит мне глаза мозолить! Дай поесть!

Молча вышла. Разговор снова зашёл в тупик. Ей до него не достучаться! И вспомнился давнишний разговор с мужем:

– Случись что со мной, Наташа, хватишь ты беды с Генкой. Сейчас он мою силу чувствует. Тут как-то на Сеньку наскочил, стал валтузить. Я как раз домой пришёл, досталось ему от меня! Помнить будет, что на всякую силу другая сила найдётся! Сенька, что он, как цыпленок рядом с ним. Генка в меня комплекцией пошёл. А вот натурой в кого уродился, не знаю…

– Ты брата Василия вспомни!

– И то правда! Мерзость его с детства не терпел. Но жидким больно рос, жалел я его, всё время заступался.

– А помнишь, как Васька драку затеял и чуть не всю деревню в эту драку втянул? Ну, а когда колья засвистели, в саду спрятался. Я тебя шла с фонариком искать, слышу, по саду кто-то ходит. Думала, что ты. Направила свет, гляжу, он за кусты прячется. Спрашиваю: «Василий, а где Степан?» Там, говорит, на краю деревни, махается! А ты? Ты, говорю, почему здесь?!! А он мне: «Была нужда с синяками ходить!»

И почему так происходит, дядюшка и племянник, по сути своей, как две капли воды? Ладно бы, хоть видели друг друга, а то даже никогда не встречались.

Стала перебирать в памяти все знакомые семьи. Братья ли, сестры ли очень отличались друг от друга. Самое странное – даже близнецы. Внешне похожи, как две горошины, а натурой разные! Вычитала в какой-то книге, что дети – носители родительских недостатков, увеличенных в сотню раз. Только не всегда родительских. Иногда ген по дядюшкиной или тётушкиной линии проскочит. А, бывает, от деда или бабки что перепадёт. Словом, сложно устроен этот мир! Наивно думать, что мы появились на свет, чтобы просто жить. Нет, перед каждым сложная задача: получить определенные уроки через взаимоотношения с близкими, соседями, друзьями, коллегами по работе. В каждой семье, в каждом доме – своё. Говорят, что испытания даются по силе духа. Значит, сильна ты, матушка!

Тяжело вздохнула, поднялась, подошла к зеркалу, распустила по плечам волосы, заглянула себе в глаза: «И всё-то ты понимаешь, моя милая Наташка!». Но та, в зеркале, молчала. А что тут скажешь? Своих ошибок не вернуть назад, как не вернуть вылетевших из гнезда птиц». Сморщила нос, подразнить свое отражение. И оно не замедлило с ответом.

Потом долго лежала на кровати поверх одеяла с открытыми глазами, глядя сквозь полосатые шторы на свет уличных фонарей. И никак не могла найти ответа на вопрос: почему Геннадий так ненавидит брата? Ревность?!

Второго ребенка они со Степаном не решались заводить очень долго. Она училась в институте. Забеременела, когда Геннадию было уже восемь лет. Он недобрым взглядом косился на её растущий живот.

– Кто у тебя там? – как-то уж очень недовольно однажды спросил он.

– У тебя скоро родится братик, – как можно спокойнее объяснила она.

– Не хочу! – топнул ногой сын.

– Как не хочешь? Почему?! – удивилась она. – Ты будешь с ним играть, заботиться о нем…

– Нет! Я не буду любить его! Пусть врачи его уберут. Я спрашивал у бабушки, они могут это сделать!

– Гена! Твоему братику уже шесть месяцев! И вообще, кто тебе дал право так разговаривать с мамой?! Вот приедет папа, я ему всё расскажу.

– А почему вы не спросили меня?! Почему решили это тайком?! Я ненавижу его!

Больше разговоров о маленьком братике они с мужем при сыне старались не заводить. Старший успокоился. Правда, косые взгляды на её выпиравший из-под широкого халата живот нет-нет да бросал. Перед сном, перешёптываясь в постели, они со Степаном пытались представить реакцию старшего сына на рождение брата. Принеся Сеню из больницы домой, были удивлены тому внешнему равнодушию, с которым Геннадий это воспринял. К кроватке новорождённого не подходил, ничего о нём не спрашивал, будто и не было пополнения в семье. Но однажды… произошло такое, от чего Наташа долго не могла прийти в себя. Малыш спал. Она вышла на кухню вскипятить молоко. Гена играл в гостиной на ковре с игрушечной железной дорогой. Над молоком уже поднималась пена, вот-вот закипит, и можно снимать с плиты. А её вдруг шатнуло, будто кто оттолкнул от плиты в сторону. Не помня себя, метнулась в спальню. И помутилось в глазах от ужаса. Накрыв брата одеялом и подушкой, старший лежал на малыше, придавливая его к кровати всем своим телом. Наташа схватила сына за волосы и отшвырнула в сторону. Посиневший ребёнок долго не мог заплакать. Из кухни доносился едкий запах сгоревшего молока. А Наташа, потрясённо смотрела на старшего сына. Казалось, в жила её застыла кровь. Наконец, Сеня зашёлся в плаче. Она успокаивала его, покачивая и поднося к губам сосок. Старший, так и не взглянув на неё, выскользнул из комнаты. Она слышала, как щёлкнула за ним входная дверь. В голове клубком закручивалась мысль: говорить ли об этом мужу? Нет, лучше не говорить. От отца доставалось Геннадию частенько. Наташа, как могла, сдерживала быстро вскипающий гнев Степана. Видя, как от наглости сына у того сжимаются кулаки, вставала между ними надежной стеной и уводила мужа в спальню.