Надежда Васильева - Когда ангелы поют. Повесть

Нащупывала руками в коробке лекарства, бездумно, одну за другой глотала таблетки. А тут эта соседка, Зоя Михайловна. И зачем ей только мать ключ дала?! Устроила экзекуцию! Столько воды выпить заставила. И пальцы свои грязные в рот совала. Да ещё «Скорую» вызвала. В больницу к ней мама не приходила. У Танюшки в душе вновь поднялась на неё обида. Видеть её не хочет? Обиделась, видите ли! А потом вернулся из командировки отец. Сел возле её постели, взял руку в свои ладони и долго молчал.

– А мама где? – наконец, шевельнула сухими губами она.

Он опустил голову.

– В реанимации. Инфаркт у неё.

Танюшка закрылась одеялом с головой. Заледенела от ужаса. Слышала, как отец выкладывал из сумки в тумбочку какие-то продукты. Но открывать одеяло не стал, тихо произнёс:

– Я тебе книги привёз интересные. Почитай на досуге. Я к маме поднимусь, ладно?

А через два дня в палату вошла Зоя Михайловна. И Танюшка кожей почувствовала беду. Ощутила, как только открылась дверь, поняла всё без слов по потухшему взгляду этой доброй женщины.

– Что-то с мамой? – прошептала она. – И тут же, не дожидаясь ответа, в отчаянье, торопливо и сбивчиво: – А папа придёт?

– Не сегодня, дня через три, – смахнув со щёк слёзы, прошептала соседка.

– В командировку уехал? – всё пыталась отстраниться от страшной вести она. А у самой по телу пробежал леденящий озноб.

– Нет. Мама умерла. – И, вытирая ладонью со впалых щёк слёзы, тихо прошептала: – Господи! Упокой грешную душу рабы Божьей Марины и даруй ей Царствие небесное!

Танюшка вся сжалась, закрыла лицо руками, а потом вдруг закричала. Закричала так, что вздрогнули и подняли головы все больные в палате, и с крыши упал огромный пласт слипшегося снега.

– Врёте!!! Это неправда! Слышите? Неправда!!! – и руками принялась хлестать старушку по груди.

– Держись, доченька! – шептала та. – В этой жизни всё пережить надо. На всё воля Божья!

Танюшкина голова заметалась по подушке. Ей так хотелось убежать куда-нибудь! Но проклятые ноги не слушались и перекатывались по постели, сухими бесчувственными палками.

– Бабуля! Милая! Помоги мне умереть! – вдруг взмолилась она, хватая старушку за руку и силясь сесть. – Не хочу я жить! Понимаешь?!! Это ведь я!.. Это ведь из-за меня!..

– Успокойся, девочка моя, – перекрестила её Зоя Михайловна и легонько прижала к постели. – Бог не даёт таких испытаний, каких не может выдержать человек.

– Нет! Нет! Нет!!! – снова изо всех сил закричала Танюшка. Вошла медсестра, сделала ей в руку какой-то укол. Лицо застыло. И хоть из глаз по вискам всё ещё текли слёзы, сознание как будто отключилось. Глаза медленно закрылись.

Отца, который приехал к ней через несколько дней, Танюшка узнала только тогда, когда он вплотную подошёл к её кровати. Она с ужасом смотрела на его осунувшееся бледное лицо, на седые виски, и ей казалось, что он тоже скоро умрёт… От этой мысли всё заледенело внутри. Ресницы её беспомощно захлопали, губы скривились в какой-то непонятной гримасе.

– Сейчас домой поедем, – произнёс отец каким-то далёким и чужим голосом. И в ней что-то оборвалось. Даже стало подташнивать. Она словно застыла, не могла вымолвить ни слова. И молчала несколько дней. Только кивала, когда отец спрашивал что-нибудь. О смерти матери они больше не говорили, словно тема эта была закрыта дубовой дверью, на которой висел запутавшийся в паутине пудовый замок.

До сих пор Танюшка так и не выяснила, что знает отец о её ссоре с матерью. Конечно, Зоя Михайловна что-то должна была рассказать, но что конкретно? А, может быть, её Бог так милосерд, что не позволил раскрыть отцу эту страшную тайну?

Сумерки медленно перетекали в ночь, и ночные страхи сковывали душу путами горьких воспоминаний. Нестерпимо хотелось почувствовать под ногами сдавленный хруст пушистого снега. Но ноги, укутанные шерстяным пледом, безвольно покоились в коляске. Почему они отказываются ходить? Ведь не болят. Потрогала руками мышцы голени. Как кисель. А боли нет. Боль была только в позвоночнике, не сильная, тупая, причём в строго определённой точке. Иногда Танюшке казалось, что это не точка, а заржавевшая замочная скважина, куда нужно просто вставить ключ и резко повернуть. И тогда она, как заводная кукла, снова начнёт двигать ногами.

Уходя на работу, отец обычно поднимал её, усаживал в коляску, подносил тазик с водой, подавал зубную щетку. Она послушно выполняла весь привычный утренний ритуал. За завтраком обменивались планами на день. Сегодня отец сказал, что задержится. Она скривила пухлые губы.

– Что вдруг, завёл себе кого-нибудь?

Отец поперхнулся и вскинул на неё удивлённый взгляд.

– Танюшка, ты забываешься. Мне не пятнадцать лет. И если у меня есть какие-то дела, то я должен их сделать.

– Мне надоело быть одной! – сорвался до крика её голос. Интересно, что на это он скажет в ответ? Но отец опустил взгляд в пол, поднялся из-за стола и молча стал одеваться.

Ей хотелось заплакать, заскрежетать зубами, заколотить кулаками об стол. Но перед мысленным взором вдруг появилось заплаканное лицо матери, каким она видела его в последний раз. И капризные злые слёзы, не успев выступить, тут же высохли.

Наташа отложила в сторону нож, которым резала овощи в салат, подошла к кухонному окну. Откуда в небе столько птиц? Кружатся в воздухе, как большие мошки. Зима на дворе. Что они разлетались? Некоторое время задумчиво следила за их полётом. И снова угодила в плен безрадостных мыслей.

За что дано ей такое наказание со старшим сыном? В чем её вина? Где допустила ошибки? Поступала так, как поступают многие знакомые ей женщины. Каждая мать стремится дать своему ребёнку как можно больше. Что в том плохого?

На стекле оконной рамы заметила дефектную точку. Стекло вокруг нее было немного вздуто. Странно. Никогда не замечала этого раньше. Чем больше вглядывалась в точку, тем больше она разрасталась. И уже не точка, а милое краснощёкое личико ее пятилетнего Геночки. Он был таким красивым мальчиком, что постоянно со всех сторон в его адрес летело: «Какой прелестный ребенок!». Она старалась одеть его в красивые костюмчики, которые еще больше подчеркивали его привлекательность. Учила кушать, пользуясь ножом и вилкой, осторожно прикладывать салфетку к губам после еды. Он всегда говорил «Спасибо!», выходя из-за стола. При этом поглядывал на окружающих: слышат ли они, какой он воспитанный мальчик. И взрослые умиленно улыбались. Они с мужем возили его в Петергоф, полюбоваться фонтанами, к Чёрному морю, поправить здоровье, в зоопарк, посмотреть редких животных. И блаженно улыбались друг другу, видя на его лице восторг. Куда же всё делось теперь? Иногда казалось, что сына подменили. И следа не осталось от того милого мальчика, которым восхищались окружающие. Как, когда и почему это произошло?!