Александр Чигаев - «Прощание славянки»

– Скажи, хотя бы уже по-русски, – Да, а то люди уже начинают сомневаться в тебе, зачем ты здесь стоишь. Я не могу понять, кто хочет жениться я или ты.

Ничего не понимая, я сказал, да, и тут же и Белла сказала да. Мы одели друг другу на безымянный палец по обручальному кольцу. Теперь уже настоящая моя тёща опять не удержалась от комментариев.

– Ну же, шалопай, поцелуй свою невесту, а то добрые люди ждут.

Я обнял Беллу и нежно поцеловал её в губы. Раздались бурные возгласы. Мужчины окружили нас и стали танцевать. У Беллы на голове была белая накидка, выглядела она великолепно, но мне казалось, что все мужчины, танцующие вокруг нас смотрят не на неё, а пялятся на её уши. Бриллианты, подаренные Белле, действительно были великолепны и изумительно сверкали. После танца мы поклонились её родителям и собирались покинуть их, через два часа отходил наш поезд. Я пожал левую руку своему тестю. Тёща расплакалась, обняла меня и не прощанье выдала дежурную фразу.

– Береги мою деточку. Ты хоть и голодранец, и гой, но я тебе верю, в обиду не дашь мою единственную кровиночку. Ладно, ступайте с Богом.

И, уже с сухими глазами добавила.

– Да, Белла, не вздумай давать этому красавцу, пока не поставит в паспорте штамп. А то, я знаю этих. На следующий день возьмёт и сбежит.

У Беллы было шикарное приданное. Маленький чемоданчик, в котором лежала пара нижнего белья, ситцевое платье, тёплые ботинки, десяток носовых платков и две пластинки с ариями из оперы «Севильский цирюльник». Фортепиано мы оставили у её родителей. В вагон бы оно, точно, не влезло.

На вокзале нас провожали только мои родители. Нас по очереди обняли, поцеловали, перекрестили и посадили в вагон. Помахали ручками и поезд тронулся. Вот так я за одни сутки влюбился, женился и уехал к месту своей работы. Ни тебе вздохов, редких поцелуев, признаний в любви и всей прочей мишуры, которая предшествует браку. Всё правильно. Браки свершаются на небесах, а всё остальное суета. Белла, как ребёнок, свернулась калачиком на жёсткой скамье вагона, голову положила мне на колени и тут же заснула. Видать и у неё ночь была бессонная. Сначала я всю дорогу гладил своей рукой по её чудным волосам, а потом и сам заснул. Было жарко и душно в вагоне, но мы этого не ощущали. Мы были молоды, но самое главное, мы любили друг друга, а это самое главное. Через пятнадцать часов, поезд прибыл на нашу станцию.

От станции нам было добираться до конечной точки маршрута ещё с локоть на карте мелкого масштаба. Пока я думал, как разрешить эту проблему, на дворе была тёмная ночь, к нам подъехал на телеге мужик. Встал во весь рост и громко заорал на всю округу.

– Доктор «здеся» есть?

Я оглянулся, кроме нас с Беллой на перроне никого больше не было, значит за мной. Мы погрузились на телегу и поехали восвояси. Я совсем забыл, что накануне своего отъезда дал телеграмму в райцентр о своём приезде. Возница ждал меня уже целые сутки. По дороге познакомились. Мужика звали Акимом, он при больнице был возчиком, водителем скорой помощи по-новому. Телега была застлана душистой соломой и сухим разнотравьем. Дорога была ровной без больших ухабов. Я обнял свою жену, и мы заснули. Так я провёл свою первую брачную ночь. Под утро мы въехали в посёлок. Телега остановилась возле здания больницы. Ну, зданием это было трудно назвать, длинный барак и к нему примыкала небольшая изба, это была поликлиника. Меня ждали одного и разместили в смотровой. Днём осматривай посетителей, а ночью спи себе на кушетке. Если в ночное время кто-нибудь заявиться, то и доктора искать не надо. Как говориться, все удобства, но во дворе. Куда девать Беллу, я пока не понимал. Главным врачом всего этого заведения был старичок, который ели-ели ходил. Работать он здесь начал ещё до революции. Был выслан из Петербурга, как неблагонадёжный, посмотрел, что творит Советская власть в Поволжье и её так же не принял, но это я уже узнал гораздо позже, когда познакомился с ним поближе. Он мне вручил ключи от заведения, заодно приютил у себя Беллу, на время, пока приведут в порядок моё жилищё.

Иван Иванович задумался ненадолго, тяжело вздохнул, и продолжил свой рассказ, который мы с Леной слушали не перебивая.

– Не буду Вам рассказывать подробностей той увлекательной жизни. Через два дня привели в порядок не большой домишко, в две комнатушки, для меня. Мы с Беллой пошли в поселковый совет и нас расписали. Белла стала Иванова Белла Леонидовна. Лейбовна, как-то не звучало в нашем поселке.

Как и говорила моя тёща Белле, пока не распишется с тобой, не давай ему, так и получилось. Хотя два дня ходил как чумной, так хотелось вечером затащить любимую в кусты, поднять подол её платья, и так сказать, рабоче-крестьянским методом показать ей кто в семье хозяин, но не хотелось обижать её, сильно влюблён был. Пока я весь день трудился, Белла приводила в порядок наше новое жильё. Я старался быстрее отпустить всех посетителей и бежать домой к своей милой, наконец-то мы будем одни и будем принадлежать друг другу. У меня молодая красавица жена, а я ещё ни разу не выполнил свой супружеский долг. Как назло, больные всё прибывали и прибывали. Было очень много ребят с пост военными травмами. У одного культя ноги нагноилась, у другого осколок в спине «зашевелился», совсем скрючило в три погибели. У пожилой женщины сердце болит. Из лекарств я один, бинтов не хватает. Санитарка, как на фронте, стирает их и утюгом проглаживает. Маленький ребёнок с пневмонией и многие другие со своими болячками. Но вот, к вечеру приёмная опустела, я умылся, снял халат и побежал, нет, полетел домой. В квартире было чисто прибрано, на печи стоял ужин, но ни до еды мне было. Я схватил Беллу на руки и понёс в нашу маленькую спаленку. Она мне, что-то шептала на ухо, но я в это время оглох. Улёгшись с ней на кровати, я начал осыпать её поцелуями и медленно стягивать с неё и с себя одежду. Сначала она не сопротивлялась, но потом начала придерживать меня за руки. Я имел не только русское, но и еврейское счастье. Два счастья, это слишком много. Белла крепко меня поцеловала и прошептала.

– Ванюша, да подожди мой любимый, мне уже сегодня нельзя, надо подождать несколько дней.

Хоть я и врач, но её слова доходили до меня очень долго. И когда я осознал весь трагизм положения, аж завыл по-собачьи. Ужин проходил в похоронной обстановке. Наша первая ночь. Я её обнимал, целовал, но всё моё «существо» рвалось наружу. Честно Вам признаюсь, не знаю, как это получилось, но я осеменил Беллину руку.

Лена посмотрела на Ивана Ивановича и засмеялась. Это был первый её смех за всё-то время, которое она пребывала у меня.

– А, знакомое состояние, так я продолжаю. Утром я пошёл принимать больных, а вечером домой не пошел и решил зайти к Прохору Петровичу, так звали старенького доктора. У него была обширная клиентура среди сельского населения, наверно он был в том положении, в котором нахожусь я сейчас. Только он, никогда не ходил по вызовам, а принимал страждущих, у себя дома.