Диана Шарапова - Взрослая сказка о 90-х в двух вариантах

– Голых баб малевать, страмник мелкохулиганистый?

– Нет. – От негодования у парня свело скулу. – Оставь и всё. Или не оставь. – Дневальный, без слов отсыпал в угол три совка угля и вышел за веником.

Пока он ходил, тот натянул джинсы, ботинки и рубашку. Сел на постель и вперил немигающий взгляд в цементированную стену. Через пять минут он выбрал из кучи самый крупный кусочек угля и начал с нескольких чёрточек. Законченный шедевр представлял собой грустную мордочку в духе Диснея.

Довольный результатом начинающий художник раскрошил остатки угля в пальцах и сдул одним духом. Полагалось теперь сесть в позу лотоса, вперить взор в образ, пока не почувствуешь раздвоение в глазах. Потому что хорошо начертанный знак суть ключ в потусторонние миры, но научно это не доказано. Поэтому спародировав статую Будды несколько минут, он лёг на топчан, закинув локти вверх, и прикрыл веки. Отдых прервался открывшейся дверью, из коридора донеслось гулкое эхо диалога.

– А как же. Я тебе покажу. Да, да-да, иди хозяину жалуйся. – В ответ диссонансом звучало мяуканье.

– Веник кот обгадил, извини, ваше беспородие. – Вошёл стражник, пускаясь в разъяснения. Держа в руках цинковое кривое ведро. – Кот, говорю, начальника тюрьмы животное. Сущий питонец он, а не питомец. Людей за шею хватает как крыс. А веник вот уже третий сменил.

– Мерзость. – Оценил творец мордочки ситуацию. Оценка вывалилась из его рта как пересоленая прогорклая каша.

– А ругаться, между всем остальным, строго воспрещается! – Выдал Николаич строгое предписание с законным возмущением. Уклоняясь от принятия оскорбления тем, что применил совок как веник, загребая им золу в опрокинутое набок ведро. Успокоившись немного, он обратил внимание на стену подведомственной территории.

– Чего намалевал?! А-а, инфантилизм-примитивизм?!

– Примитив, когда много цветов и все из тюбика. А здесь чёрный уголь и серый фон. Строгая графика.

ПАРАЛЛЕЛЬ

Есть два цвета: чёрный и белый, а есть оттенки, которых больше…

(Стихи Виктора Цоя.)

– Ух ты, губки надула. Красавица, а?

– Уйди, Николаич, в туман. Не хочу я тебя видеть.

– Шапку я себе купил. Взгляни?

– Мне купил?!

– Тебе. Грубиян, полумесяц окаянный! – Колинз получил щелчок по лбу.

Они часто ссорились прямо с порога квартиры. Потому что он долго открывал дверь. Её серые глаза сердито сыпали искры сильнее подъездной лампочки. Он, шутя, говорил ей: «Это из-за тебя приходится их вставлять так часто». Был способ ускорить процесс ожидания. Скрести своим неподходящим ключом в замочной скважине, имитируя действия домушников. Минусом его являлась раздражённая физиономия, не сразу сменяющаяся на привычное выражение.

Досужие люди с высшим образованием обсуждали вопрос судебного заседания на этом канале. На ход решения судьи это никак не влияло, а если такое случалось, то некоторых находили мёртвыми, а других в тюрьме или психиатрической лечебнице. Их общее мнение, к концу передачи свелось к следующему. Революция никак не могла съесть своего ребёнка. Поскольку её розовый рассвет всегда гаснет в процессе родов. И это грустно, ведь народ любит её как сказочную фею. Но в описываемые времена она сама только младенец. Окружающие улыбаются, сюсюкают, целуют, и ждут много. Это давно замеченный парадокс: падшие глубоко люди тянутся неодолимой силой к невинности.

Мы видим первого джентльмена уже спящим, руки и ноги его слегка дрожат, но он безмятежен, как будто родился неделю назад. Ничто не отягощает его совести, так можно подумать. Если не быть автором посмертной биографии и заодно бывшим охранником. Все мы узники, у каждого есть свой надзиратель, и неугасимый светильник.

Но вот сон сам собой перерождается. Теперь он такой, что в зарубежном фильме тех лет «Пси-фактор», назвали навязанным. От него нельзя проснуться, даже если кричать, говорить, да и не важно, не получится. Ах! После ожерелья лучших бутылок бургундских вин приносят ещё шампанское из предместья. Закуской к ним шикарные лобстеры. Ах! Салоны люкс правительственных машин, в которые садятся юные дамы в соболях. Как на качелях эти междометия, кружится голова. Ах! И сон улетучивается со скоростью капли спирта.

– Беспартийный В. В., на учёте не состоял, призывался на действительную военную службу, имеет бланки и удостоверение. Это ты, понятно?

– Почему? – Бывший первый джентльмен едва пришёл в себя.

– Соображай, по паспорту. Когда мы вот этой кочергой от камина дали тебе отдохнуть.

– Здорово работаете. Как после оздоровительных процедур.

– И хотели ещё, чтобы вовсе прибить. Я решил, что ты ещё пригодишься. Ты соображай, а? Я – понял!

– Какая фамилия ду… ненатуральная. – По ходу фразы он высморкался и вытер слёзы в платок.

– Чё? – Бандит сунул документы под нос. – По-твоему раз человека ушибли вовсе, то его и не было? Никто не вспомнит, ни одной бумажки не останется. Хренов диктатурен.

– Вы? – Стрельнул глазами пожилой мужчина.

– Дело шьёшь? – Поинтересовался южанин после подтверждающего кивка.

– Нет, я говорю, увы, но я вынужден, учитывая обстановку в стране.

– Перестановку, говоришь. А! Увы! – Распутал его фразу собеседник. – Жалко, конечно, человека. Хотя, чё его жалеть, алкоголика? – Пробормотал он, уже идя к выходу.

Первый джентльмен потряс головой в надежде стать храбрее. Но это не помогло. Потёр ушибленный затылок. Встал с расстеленного на ночь ковра. Со столика в углу взял бутылку портвейна и в левую руку откусанный кусок батона, выпачканный красной икрой. Какие теперь церемонии.

Даже болтая на диване о всякой всячине, они ссорились. Из-за её болтовни, из-за его сарказма. Он шепнул ей на ушко с золотой серёжкой: «Тебе бы художником родится». Хотя они вместе учились в художественной школе.

– Да видно не судьба. Чёрное пианино не вписывается интерьер твоей комнаты позднего советского периода. Обои цвета списанной литературы, мебель тона скисшей клубники. Вот если бы каким-то чудом поставить старинный клавесин, такой с причудливой резьбой, чтобы сохранился натуральный цвет дерева. Жаль органчик не влезет. – Он молчал.

– Смотри, обложка как у старинного фолианта, только лапки-застёжки не хватает. – Никакого ответа.

– Кошку твою откормить как корову и плавать выучить. – Удалось зацепить за живое.

– Фантастика. А что в этом хорошего?

– Ха-ха-ха! На Амазонке плавает чёрно-белое животное, почти бегемот, сапгир называется.

– Не помню.

– Ну и что? А оно есть.

После прогулки, Николай Канибута подхватил прозвище от уголовников «Ныч», послали на обязательные работы. Первый снег на воротах лёг толстыми слоями. Он подошёл к замку с цепями, крепко схватился за него и встряхнул от души. Задание выполнено, выпросил сигарету у охранника, стоявшего у ворот снаружи, прикурил. Спросил, когда будут свидания.