Артур Кангин - ЗАПИСКИ PLAYBOЯ

Старец Паисий что-то пошептал надо мной, и мне уже совсем не хотелось пить.

Начинался Крестный ход.

Мелькнули хоругви и тяжелые церковные знамена.

Густо запахло ладаном.

Потупясь, пошли монахи и монашки.

Одна из монашек, почудилось, сверкнула на меня знакомыми карими глазами.

В черном хитоне и в черном же плате шла моя Анна.

Жаркие слезы обожгли мне глаза.

Маленький, скособоченный юродивый с бельмом на глазу подошел и ласково перекрестил меня:

– Ишь, как убивается, голубчик! А ты, раб божий, радуйся!

– Я, дядя, стараюсь…

Вечером в скором поезде, отхлебывая биокефир, я выехал в Казань.

Настроение пасмурное. Все суета и тлен.

Вот они, визитные карточки, до чего доводят!

Хотя причем тут карточки? Чёрт с ними!

За окном мелькали березки или молодые дубки.

Что-то меня ждет впереди?!

Дабы резко переменить обстановку я решил отправиться в Индию. В страну Киплинга, мыльного дерева и Рики-Тики-Тави.

1.

Я тщательно изучил бомбейские вулканы. Они то и дело оживали, выбрасывая в небо тонны пепла.

Экология Индии шла к чёрту! Мыльные деревья погибали на корню. Ганг был безнадежно загажен и мало подходил для ритуальных омовений религиозных фанатиков.

После насыщенного трудового дня я лежал в своей крохотной гостинице в камышовом кресле, совал руку в карман субтропических шорт, вытаскивая причудливые экземпляры пемзы.

Признаться, за пару недель мне уже надоела Индия с ее йогами, рикшами, москитами и вулканами. Я все настойчивей мечтал о какой-нибудь более холодной стране…

Да-да!

Жгучие морозы!

Как там? «Морозной пылью серебрится его бобровый воротник…»

Ядреная водка лихом в кабаке!

Косолапые медведи и цыганки в монисто!

Через мощеный пемзой дворик прошла тоненькая девушка с расписным кувшином на голове.

У меня перехватило дыхание.

Точеный стан, схваченный зеленым шелком, черные ресницы, взлетающие, как бархатные ночные бабочки.

Я – вулканолог. Я привык наблюдать самые загадочные и энергетически насыщенные объекты. Наблюдать с холодком прожженного натуралиста.

Тут мое сердце нежно заныло, а низ живота окатило теплом.

По радужной пемзе дворика побежал рикша с бамбуковой повозкой.

Я цокнул языком.

Рикша подлетел ко мне.

– Кто такая? – указал я перстом на удаляющуюся зеленую спину незнакомки.

– Саламуфь, – потупился рикша.

– Гаремная?

– Что вы! Она свободна, как ласточка в закатном индийском небе.

– А зовут тебя как?

– Рабиндранат.

– Иди, братец! – я кинул заболтавшемуся рикше одну рупию, которая, звеня и подпрыгивая, а, может быть, сначала подпрыгивая, а потом уж звеня, как хотите, замерла у босых ног индийского таксиста.

Рикша вдруг сжал свои смуглые челюсти, потом разжал их, выкрикнув:

– Колонизатор! Бестия!

И мелькнул со двора со своей повозкой, искусно выработанной из красного индийского бамбука.

Рикша пренебрег деньгами!

Да, Индия, как и прежде, оставалась для меня страной загадок.

Я спустился во двор и бережно поднял неосторожно оброненную рупию.

2.

Утром я опять увидел красотку.

Она шла к ручью. Судя по расслабленным мышцам ее смуглой шеи, кувшин мирно стоящий на ее голове, был пуст.

Серебряные колокольчики на щиколотках девушки издавали ласковый звон.

– Э, милая, на пару слов! – гортанно выкрикнул я.

– К вашим услугам, – на чистейшем русском произнесла индианка.

– Вы – Саламуфь?

Девушка наклонила головку с венком из чуть розовеющих лотосов.

– А я – Юрий Козлов. – Вулканолог. Ученый и вояжер.

– Я пойду? – спросила водоноша.

– Откуда вы знаете русский?

Девушка, не проронив ни словечка, пошла прочь.

Тут из-за угла индийской мазанки сверкнули глазенки моего старого знакомого, рикши-бессребреника.

Я поманил его пальцем.

– Извините, сэр, – потупился мальчуган, – вчера я погорячился. – Говорил он на чистейшем идиш. – Принял вас за англичанина.

– Я русак! Плоть от плоти.

– То-то и оно. Саламуфь просила вам передать – ее такса сто рупий.

– Какая еще такса? – несказанно удивился я.

– Экие вы недогадливые. А еще в космос разных собачек запускаете. Белок… Стрелок…

– Неужели она из этих? – озарило меня.

– Она самая лучшая! – с блеснувшими слезами воскликнул рикша. – Она лучезарней всех! Сокровенней.

– Умерь, братец, пафос! – образумил я юношу. – Ты пойми, я много путешествую. Я ученый! У меня выработались определенные принципы. Ими я не могу поступиться. Надо жить не по лжи.

Рикша смущенно почесал грязной пяткой икру соседней ноги.

– А принцип мой таков, – продолжал я, чувствуя себя все более гармоничным человеком, – никогда не давать дамочкам деньги. Никогда! Золотой принцип! Пусть они великолепны, как архидьяконы! Пусть… Никогда! Так и передай своей госпоже.

Мальчуган тряхнул смоляной головенкой, подхватил поручни бамбуковой повозки, истошно громыхая по пемзе настила, юркнул за угол.

Я налил себе стакан сока манго. Добавил стальными щипчиками кубик льда. И сидя в камышовом кресле, принялся наблюдать еще один бомбейский закат.