Илана Кузьмина - Треугольник Пенроуза

Поставив перед Андреем тарелку с молочной рисовой кашей, маслёнку со сливочным маслом, тарелочку с ломтиками сыра и плетёнку с булочками, Клавдия села за стол напротив него и какое-то время молча наблюдала здоровый аппетит парня.

– Андрей, – слегка улыбаясь, начала разговор Клавдия. – То, что произошло сегодня ночью, было прекрасно. Я очень благодарна тебе, поверь. Это был, повторюсь, лучший секс в моей жизни. Но я хочу, чтобы в дальнейшем мы жили и вели себя так же, как и раньше: ты мой племянник. Да, ночью всё было прекрасно, но это неправильно – я намного старше тебя. Нехорошо это, не по -божески. У меня есть оправдание, и я надеюсь, Бог меня простит, но больше между нами ничего быть не должно. Ты мой племянник, и всё. Договорились?

Андрей кивнул, его тоже больше устраивало положение племянника при богатой тётушке, чем роль молодого любовника при стареющей даме. Клавдия сварила ему кофе, в то время как парень делал себе бутерброды. Перелив кофе из турки в чашку, женщина хотела поставить её на стол перед Андреем, но рука дрогнула, и чашка вдребезги разбилась, оросив коричневой жидкостью кухонную мебель и подол длинного, в пол, домашнего платья. Клавдия вскрикнула – несколько обжигающих капель свежесваренного кофе попало на тело, села за стол, положила перед собой руки, крепко сцепив ладони в замок, и уставилась на них невидящим взглядом. Она сидела с таким удручённым и несчастным видом, будто только что разлетелась на кусочки чья -то жизнь, а не просто чашка.

– Я сейчас всё уберу, – Андрей вскочил, ловко собрал веником в совок осколки, притёр кухонной салфеткой лужи и брызги. Убрав следы неловкости Клавдии, он подсел к ней и взял её ладони в свои. Андрей удивленно вскинул на женщину глаза: её руки сильно дрожали, если не сказать – тряслись, в глазах стояли слезы.

– Ты чего? – изумился Андрей, продолжая массировать и гладить похолодевшие руки Клавдии. – Ты чего так огорчилась из -за какой -то чашки? Разбила и разбила, шут с ней. Ты чуть не весь сервиз перебила за последнее время, и чего? Не дороже денег, новый купим. Глупышка, расстроилась из -за какой -то чашки! Ну, Клавдия, выше нос!

Женщина подняла глаза на Андрея, несмело улыбнулась и глубоко вздохнула.

– Ты прав, Андрей, чего я действительно так среагировала на разбившуюся чашку? Из -за таких пустяков сама себя накручиваю. Андрей ты свари себе кофе сам. Ты уж извини, но меня всю трясёт.

– Может, корвалол накапать? – заботливо предложил парень.

– Андрюша, ты меня старой бабулькой -то не считай, – раздражённо, почти зло ответила Клавдия.

– Слава богу! Судя по язвительному тону, панихида по поводу невинно разбиенной чашки закончена, – с облегчением рассмеялся Андрей. – Вот и славно! Клавдия, тебе кофе сварить?

– Нет, Андрей, спасибо, я уже пила.

Выйдя на лестничную площадку, Андрей столкнулся нос к носу с Вероникой, девятнадцатилетней девушкой, живущей с матерью и отчимом этажом ниже. Вероника была типичной серой мышкой: не сказать что страшненькая, но и до красавицы далеко; вечно унылый взгляд не делал её привлекательнее. Фигура – тоже никакая, вроде бы худенькая, но до стройности далеко: ни груди, ни талии, ни бёдер нет. Единственное украшение девушки – густые соломенного цвета волосы, всегда аккуратно постриженные и уложенные.

Она училась в медицинском училище. Для чего было девушке получать профессию медсестры, Андрей искренне не понимал. Её мать, высокая статная женщина, отчаянно молодящаяся, с мужской хваткой успешно развивала бизнес на радость молодому мужу, но дочку держала в чёрном теле, а могла бы дать блестящее образование. Нельзя баловать детей, убеждала дочь мадам, учись прогрызать свой путь к солнцу и карабкаться наверх, цепляясь за всё и вся зубами и ногтями. На самом же деле, стареющая женщина отчаянно завидовала молодости Вероники и невольно радовалась дочкиной неказистости, всячески усугубляя её.

Вероника время от времени делала уколы Клавдии, витамины что ли, Андрей не уточнял, раз надо – значит надо. Женщина жалела Веронику и была ей подругой, а точнее подушкой для слёз. Девушка не раз жаловалась Клавдии на мать. Та окончательно потеряла голову от своего молодого супруга, отчаянно ревновала его ко всем, в том числе и к дочери, не замечая очевидных вещей: муженёк который год искал работу, точнее, область применения своих талантов, в коих оба не сомневались, и вертел супругой, как хотел, живя в своё удовольствие на её денежки.

– Привет, Вероника, – поприветствовал девушку Андрей, соседка робко вскинула восхищённый взор на парня и смутилась. – Ты к нам?

– Здравствуй, Андрей! Да, я к Клавдии Алексеевне иду, – еле слышно пробормотала Вероника. Она и так -то была тихоней, а при встречах с Андреем и вовсе теряла голову.

Андрей ей казался принцем из сказки: стройный, длинноволосый, в импортной одежде, какую не купишь ни на рынке, ни в обычном магазине, с широким кожаным ремнем на брюках и кожаным браслетом с небольшими шипами на руке. Да ещё и рок -музыкант, певец! Андрей был для неё представителем какой -то другой расы, человеком, живущим по другим законам в другом мире, куда ей путь заказан.

Мать Вероники просто бесило, что её единственный ребёнок – серая мышь, размазня. Ни красоты, ни хватки! Женщина за долгие годы сумела непроизвольно так затюкать Веронику и занизить планку её самооценки, что девушка искренне верила, что она некрасивая, глупая, скучная, и ни один мало -мальски интересный парень никогда в жизни на неё не посмотрит, тем более такой красавчик. То, что Андрей легко и непринуждённо, без раздражения разговаривал с ней, не презирал и не смотрел на неё с брезгливостью, как мать, казалось ей чудом. Вероника с первого взгляда влюбилась в парня, даже не думая о взаимности. Увидеть Андрея, поговорить с ним, даже просто поздороваться – уже счастье.

Андрей улыбнулся девушке и побежал вниз. Выступлений у него в ближайшие дни не было, но занятия никто не отменял, тем более завтра приезжала мама. Они не виделись с тех пор, как он уехал из Самары.

Отец не смог простить Андрею, что всё ПАТП, где он много лет работал, судачило о том, что его сын – мало что рокер с волосами, как у девчонки, да ещё и голубой. Не перенёс Александр Петрович Климов и отъезд сына в Москву: уехал без разрешения, как будто родители – так, пустое место. Конечно, кто они такие, чтобы посоветоваться, вместе решить, что да как! Расти детей, а они потом тебе же в душу и плюнут. Нет, не мог простить Александр Петрович сына, не мог, а потому и слышать о нём не хотел. Чтоб ноги его в доме не было! Сам он втайне от жены интересовался у дочери: